Стремление Гильгамеша построить не имеющую аналога стену служит завязкой всей истории. Производительность своих подданных Гильгамеш стремится повысить любой ценой, даже ограничивая их в общении с семьями. Люди жалуются на это богам:
По спальням страшатся мужи Урука:
«Отцу Гильгамеш не оставит сына!
…Матери Гильгамеш не оставит девы,
Зачатой героем, суженой мужу!»
[32]Принцип такой далекий и в то же время такой близкий. И сегодня мы часто живем в соответствии с представлениями Гильгамеша, считавшего человеческие отношения – и даже саму человечность – отрицательно влияющими на усилия работников и уверенного в том, что люди работали бы производительнее, если бы не расходовали свое время и энергию непродуктивно. Мы продолжаем полагать, что человечность (человеческие отношения, любовь, дружба, искусство) непродуктивна, возможно за исключением репродукции, являющейся продуктивной в прямом смысле слова.
Такое стремление максимизировать эффективность любой ценой, усиление экономического за счет человеческого унижает индивидуума, лишает его всего богатства чувств и превращает в производственную единицу. Красивое, изначально чешское слово robot[33] выражает эту трансформацию почти идеально: особа, униженная до положения простого работника, становится элементарным роботом. Как кстати пришелся бы эпос Карлу Марксу, который легко мог бы использовать его в качестве доисторического примера эксплуатации и отчуждения личности от семьи и себя самого![34]
Владеть безотказным работником всегда было мечтой тиранов. Каждый деспот видит в семейных и дружеских отношениях конкурента эффективности. Стремление принизить роль человека до простой единицы производства и потребления (экономике ничего больше и не требуется, что, к нашему огорчению, прекрасно демонстрирует модель homo oeconomicus, который таковым и является)[35] ясно прослеживается в предупреждающих социальных утопиях или, точнее, дистопиях. Платон, например, в своем идеальном государстве лишал родителей права воспитывать детей: их должны были сразу после рождения передавать в специальные институции[36]. Нечто подобное есть в романах О. Хаксли «О дивный новый мир» и Дж. Оруэлла «1984»: в обоих человеческие отношения или чувства (а в конце концов и любые проявления личности) запрещены и строго наказуемы. Любовь, так же как дружба, «не нужна» и непродуктивна. Для тоталитарной системы они могут быть даже деструктивны (что хорошо видно в романе «1984»)