Прием организовали на высшем уровне. Среди гостей заметил известных на Олимпе власти личностей, того же руководителя аппарата Президента, оппозиционных лидеров, бизнесменов, артистов. Вокруг них тусовалась публика калибром ниже, но тоже довольно значимая. Каждого пришедшего встречал хозяин, Михаил Фридман, приближенный к высшим кругам, сам входит в него. Чего у него отнять, так это обходительности, уделял внимание гостям, не чинясь своей избранностью. Меня он тоже приметил, отозвался как о перспективном ученом и авторе замечательных песен. Вечер прошел довольно увлекательно, вел его изобретательный на выдумки Валдис Пельш, выступали артисты и скандальные политики, не обошлось без перебранки между ними, ставшей своеобразным шоу. Наташа тоже выступила, очень удачно, ее вызвали на бис, а потом и меня, как автора полюбившейся песни.
Мои однокурсники также оказались среди гостей, вернее, сопровождающих их. Родители Виктора Немчинова и Александра Максимова из власть имущих городского уровня, захватили на раут своих чад, уже сейчас заботясь об их продвижении в элите. Ко мне юноши не подходили, не такие уж между нами приятельские отношения, но смотрели на меня удивленными глазами, по-видимому, не ожидали встретить здесь. А когда меня вызвали на сцену и встретили аплодисментами далеко не простые люди, нескоро приняли тот факт, что известный сочинитель популярных песен и я – один и тот же человек, не раз ловил на себе их обескураженный взор. Потом, на следующий день после раута, они поделились, по-видимому, своим открытием с другими студентами, судя по обращенным на меня восторженным взглядам однокурсниц и уважительным, у некоторых завистливым, – ребят.
Следующим из группы, после Вани Савченко, кому я помог, стала Дарья Елисеева, наша староста, хотя между нами с первого дня возникла антипатия. Открыто мы свои отношения не выясняли, каких-то скандалов или разборов на людях не устраивали. Дарья, наверное, чувствовала идущую от меня неприязнь, отвечала тем же, исподтишка гадила мне. То скажет колкость или насмешку, вроде напрямую ко мне не обращенную, но ясно понимаемую, о ком же она, то задвинет меня на какие-то работы или дежурства, чаще, чем других. Я, конечно, пакостями ей не отвечал, но иной раз нагонял страху. Заметил, что Дарья почему-то не выносит моего взгляда, при обращении ко мне отводила глаза в сторону. Вот и пользовался этим, заставлял небольшим внушением смотреть на меня, сам же передавал своим взором укоризну в ее недостойном поведении. Такое переглядывание действовало на Дарью убедительно, на некоторое время она затихала в своих кознях, до очередного раза, пока прежний страх у нее не пропадал.