Да-да… было же, было, уже потом в институте на первом курсе, когда раздолбайство и лень при несомненном наличии мозгов едва позволили ей сдать сессию. Она не могла тогда учиться, не хотела. И появился бы кто, заставил… Первой студенческой весной она сидела в аудиториях или в открытом вестибюле лабораторного комплекса и страстно фантазировала об одном – дисциплине, строгости, порке. О том, чтобы ее заставляли, учили, наставляли, пинали вперед. Чтобы ей сказали: ты умница, ты замечательная, но ты совершенно безответственная, и будешь за это наказана.
Встретились бы они тогда? Понял бы он ее? Что бы было?
Она вздрагивает, когда он разворачивает ее уже у двери отеля, распахивая дверь, пропуская вперед. Снова возвращается нервозность – теперь уж в каком-то мелком хихиканьи и бесконечной болтовне. Когда они поднимаются по лестнице, ее бедра сами начинают совсем уж откровенно покачиваться – и она чувствует его взгляд, тяжелеющий с каждой секундой.
– —
Раздается писк открываемого замка, они заходят. Софи сразу же с какой-то поспешной деловитостью начинает снимать туфли, выкладывать сумку, мимоходом стряхивать невидимые пылинки с платья. Ощущение надвигающегося шторма захватывает, кружит голову, перед глазами темнеет, а сердце стучит так громко, что она боится за этим стуком не рассчитать хода времени. Она не знает, о чем он думает, хочет узнать – и не может, боится до смерти, такое же чувство ее настигает только когда она смотрит вниз с огромной высоты – желание сделать шаг в пропасть, но как в сказке, как в легенде мгновенно взлететь.
Мы – гордые Ларре, – думает Софи, – герои сказки Горького. Мы мним себя детьми орлов, детьми неба, думаем, что нам все позволено, думаем, что можем летать. Но на самом деле то, что видится нам облаками – лишь иллюзия, дым на дне пропасти, куда нас волочет за собой неуемное желание и неуемные же страсти.
Она машинально достает пачку сигарет из сумки, отходит к окну. Жесткий ковролин слегка покалывает босые ступни, и Софи жалеет, что не надела чулки – да и поэстетичнее оно бы смотрелось… Оно – что?
– Положи обратно.
– А?
– Я сказал, – обманчиво-мягко, вкрадчиво, – что ты положишь сигареты обратно.
Теперь они напротив друг друга. Знаковая композиция, нарисовать бы потом. Он сидит, расслабленно откинувшись на спинку кресла, смотрит на нее – она стоит у окна, вполоборота. Столбик пепла уже вспыхнувшего огонька с фильтра перекидывается на ее пальцы. Тогда она вздрагивает, засовывает сигарету в пепельницу, долго и упрямо топчет ее там и никак не может взглянуть в ответ. А когда наконец решается…