Поверженный зверь долго помирал, бился в агонии, смерть никак не брала окаянного, вспоминал Боян. Пришлось размозжить его череп камнем. Только тогда хищник испустил дух. Череп хозяина чащобы бортники принесли в жертву богам, а медвежьи клыки стали с того дня защищать тех, кто сокрушил лесного великана. Боян утверждал, что именно этот амулет помог ему в день страшного пожара, испепелившего придвинское ухожье бортников.
Передав амулет, Боян спросил сына, задумчиво глядя на сверкающие звезды.
– Береги себя, Ставр.
– Хорошо, отец. Но почему…
– Не спрашивай ни о чем. Просто обещай.
– Хорошо. Но что мне обещать тебе?
– Что будешь жить. Во что бы то ни стало. Чтобы сберечь не только себя, но мать и сестру.
– Да, отец. Клянусь.
В прошлом остались та летняя ночь, Боян, заветы его. Незадолго до рассвета, мокрый от осенней росы, Ставр проснулся на бугре у Двины, будто кто-то толкнул его в плечо. Он оглянулся. Никого рядом с ним не было. Над рекой колыхалась молочная стена. Туман, плотный и вязкий, окутал землю, ожидая, когда Ярило растопит его своими золотыми лучами.
Из молочной стены вышла, пошатываясь, Малуша. Подала сыну холстину.
– Лепешки. Тебе пора, сынок. Скоро светает.
– Отец… я говорил с ним, матушка. Тогда, летом…
– Я знаю. Помни о том, что он сказал. Но берегись и будь осторожен. На боярском дворе много врагов. Сильные люди погубили Бояна. Трудно тебе будет. А теперь ступай, найди супостата…
– Но кто он? Радомер? А, может, жрец Светозар? Ведовством напустил на нас лесной пожар? Скажи, матушка! Он?
– Не знаю, сынок. Молись о душе Бояна. Светлые боги помогут найти убийц. Ступай.
Поклонившись матери, Ставр пошел над Двиной. Оглянулся. Малуша стояла у реки на тропе, по которой однажды ушел в предрассветный сумрак отец. У берега колыхался на волне привязанный к колышку челн. Боян выдолбил его из цельного дуба давным-давно своими руками. Вечером прошлого дня Ставр сложил в него собранный невод.
– Невод продай, матушка, рыбарям в Экимань, – сказал сын бортника. Малуша согласно кивнула, махнув рукой.
Белую рубаху Малуши рвал предрассветный ветер. Её тело казалось Ставру невесомым, сотканным из тумана, из тонкого марева, что плыло над темной водой. Вихрь, внезапный, сильный, озорной, вот-вот мог подхватить её, легкую, ранимую. И ему стало страшно оттого, что он может потерять мать навсегда. Так, как и отца. Нет, он, Ставр, сын бортника Бояна, не позволит не унести ветрам зыбкое туманное видение прочь, в дальние дали, туда, где темнели за Двиной черные леса.