Солнце взбиралось все выше. Потянув за цепочку часов, Томас снял отчет 07:54, затем, прихлопнув время сверкнувшей Горгоной, бережно уложил луковицу на штатное место по правому борту жилета.
Оставался час до того времени, как он зайдет в «Грэйт Хорс» и, купив себе пинту битера, направит взор в сторону залива. Сейчас Греллоу подходил к тому месту на пирсе, где обычно швартовался «Оскар». Судна на месте не оказалось. Значит Гарри раньше обычного вышел в море. Не преминул воспользоваться ясной погодой.
Греллоу почему-то вспомнился старинный китайский болванчик, привезенный бог весть когда из Сингапура. Должно быть, эпохи Дзэн. Да еще с приподнятой левой рукой. Такое редко встречается среди фигурок такого рода. Члены они обычно хранят нераздельно с туловищем. Именно рука накануне и отвалилась от тела, приведя Греллоу в состояние недоумения. Пыль с керамики старик удалял павлиньим пером, а тяжелые предметы вообще не перемещались им вблизи представителя звонкого времени. Очень странно.
Вслед за этим привязалось пылеобразное, еле уловимое чувство подвешенности, как если бы развязался шнурок в самое неподходящее время. Это не давало полного покоя и привносило в прекрасное утро некую чрезмерную торжественность, сравнимую с ощущениями, когда сидишь под юпитером у фотографа, и задача состоит в том, чтобы не делать резких движений. А может, это потому, что сегодня он впервые вышел без плаща? «В такой день всегда ходишь как голый», – подумал Томас.
Часы на башне святого Лаврентия пробили восемь привычным торжественным боем. Сухо и язвительно подыграли «Объединенные реформисты». «Церковь Христа» двадцатью секундами позже закончила перекличку. До Малой Воды оставалось два часа и пятьдесят семь минут.
В 08:15, лавируя между сомнамбулическими туристами, Греллоу вышел в начало «Куинс кий» и купил «Таймс» в сувенирном киоске, напоминавшем турнирную палатку. Газету он устроил под мышкой и направил проступь к главной достопримечательности порта, огню Блэк Хэд.
Сознание Греллоу иной раз по собственной прихоти переселялось в другие части света. У пестрых палаток, теснившихся вокруг золотистой воды, ему вдруг представилась набережная в Стокгольме. «Да, напротив еще что-то большое и официальное. А как с названием? Такое же? Вроде бы, нет. Эти скандинавские словечки… Там еще пассажирский причал, магазин светильников у перекрестка и здание оперы… Ну да, это она у них королевская. И подобные ларьки кучей, но потому что у них раскопали дорогу».