Гиперанархист: (Воодушевленно.) Хороший вопрос! Понимаете, старик Кант (Интервьюер принимается делать пометки в блокноте) различал два вида причинности – обусловленную и необусловленную. Обусловленную (картинно кашляет) он относил к природе, где полностью царит необходимость, т.е. несвобода. А необусловленную (поднимает вверх указательный палец правой руки) он относил к свободе. Но у Канта, видите ли, вся беда состоит в том, что свобода и необходимость как бы не соприкасаются, т.е. свобода не дана ни в каком опыте, а потому если ее и можно мыслить, то лишь как общеобязательное условие морального закона, которое не позволяет снять с человека ответственность за его деяния. Итак, даже Кант, которого я считаю величайшим мыслителем в истории всех времен, наряду с Платоном и Шопенгауэром, не удержался от того, чтобы дать свободе юридическое истолкование. К тому же, Кант понимал свободу как причинность, хотя и необусловленную, а это, на мой взгляд, в корне неверно.
Интервьюер: (Нетерпеливо, нервно жестикулируя.) Отлично, но это ведь Кант! а Ваше понимание истинной свободы каково?
Гиперанархист: Мое понимание таково, что свобода – это способность произвольно, т.е. самочинно, самостийно задавать естественную связь явлений независимо от какого бы то ни было побуждения – не важно, будь оно внешним, либо же внутренним. В принципе, здесь я ничем не расхожусь с Кантом, только если Кант полагал, что я не могу определенно знать свободу и поэтому должен в нее только верить, чтобы тем самым дать своему существованию моральное оправдание, то мое убеждение противоположно: я могу определенно знать, что свободен, а потому должен быть свободным, иначе мое существование никак нельзя оправдать, ибо, в противном случае, меня можно уподобить жалкой пылинке, которую смахнут, не глядя, вместе со всем прочим слоем пыли, что оседает на домашней мебели. Ну а если я должен верить в свободу, но не могу ее знать, чтобы создать за счет этой веры основу для морального закона, то это уже вовсе не свобода, а принуждение, т.е. рабство. Так что, с Кантом я солидарен лишь в исходных посылах, а не в конечном выводе.
Интервьюер: (По ходу дела фиксируя услышанное в блокноте.) Значит, по-Вашему, если человек не свободен, то его жизнь или, как Вы сказали, существование, не имеет оправдания?