– Фигассе, – сказал я. – Смотри, а тут вроде не узор даже, а написано, вот, на рукоятке. Что написано, пап, не знаешь?
Он немедленно ответил:
– «Славному бойцу победоносной Красной армии Наилю Измайлову от командарма Котовского».
Я не стал напоминать, что он сам ведь рассказывал о древности ножа. Кротко сказал:
– Тут не по-русски написано.
– Так и ты не русский.
– Тут по-арабски.
– Дай-ка.
Но когда я протянул нож, папа уронил поднятую было руку на колено и сказал:
– А, и так вижу. Помню, вернее. Точно, я пробовал прочитать в детстве – ума не хватило. А алфавит забыл уже. Ну, вот это «ба», «са» – а, ну «бисмилля»[8], точно. Молитва, значит.
Хлопнула дверь, папа отвернулся и с готовностью засиял. Я тоже.
Мама прошла мимо.
Папа посмотрел на меня, скорчив страшную рожу.
Я засмеялся.
В комнату просочилась Дилька, которая торжественно сделала жест рукой и сказала, почему-то сильно окая:
– Прошу всех к столу.
– Проси, – разрешил я.
А папа, конечно, заканючил:
– Ой ты хозяюшка наша, кормилица. Что ли сама приготовила?
У них завязался бессмысленный слюнявый разговор, по итогам которого папа пообещал завтра всем колхозом умчаться в аквапарк, а Дилька, как всегда, заканючила: «На ручки!»
– На ножки, нет, на ножи! – вскричал папа, ойкнул, шлепнул себя по губам, воткнулся мне головой в живот (я охнул), забросил меня на плечо, сверху накинул Дильку, закряхтев, поднялся и с натугой заорал: «А вот теперь я вас об стеночку-то размажу!» С улюлюканьем помчался к двери – и замер.
Я, чуть не свернув шею, посмотрел прямо по курсу. В дверях стояла мама. Откуда взялась – только что в зал уходила.
Она неласково осмотрела нас и сказала:
– Есть идите, живоглоты. Третий раз зову.
И мы пошли пить чай со сливочным рулетом, а папа попутно ужин смёл, а потом и добавку. И быстро уснули.
И назавтра поехали в аквапарк.
И всё было хорошо.
2
Däw äti позвонил в понедельник утром, когда народ еще спал. Нам с Дилькой в школу к восьми, а родителям на работу к десяти. Поэтому я встаю первым, без пятнадцати семь, умываюсь и ставлю чайник. К тому времени просыпается мама, которая храбро взваливает на себя тяготы Дилькиного подъема – часто вместе с Дилькой взваливает. Папа выходит, скорее, нам настроение поднять. Дилька гогочет над его видом всю дорогу до школы. Мне тоже смешно, конечно.