Рэйсон, похоже, так и не сводил с
меня глаз.
— Плавать можно, — после небольшой
паузы, заговорил он. — Но не здесь, а вон там, на противоположном
берегу. Та сторона не заболочена и берег песчаный.
— Спасибо за подсказку, —
поблагодарила, посмотрев в указанном направлении.
— Позвольте задать встречный вопрос.
Вира Амалия, что Вы делаете здесь в такую рань?
Сейчас он сидел, расслабленно
облокотившись о ствол дерева, и теребил тонкий стебелёк, похожего
на незабудку, цветка.
— Мы здесь гуляли неподалёку, и я
заприметила этот пруд, а сегодня, проснувшись неожиданно рано,
решила прогуляться до него и, может быть, немного порисовать, —
бегло посмотрела на свои художественные принадлежности, лежавшие
совсем рядом с Рэйсоном.
— Маркус говорил, что вы хорошо
рисуете. Это очень редкий дар, особенно для девушки, — оставив
цветок в покой, медленно провёл длинным пальцем по деревянной
коробочке с мелками.
— Маркус преувеличивает, поверьте.
Для детей всё, что хоть чуточку лучше, чем у них, уже вызывает
восторг.
— Знали, много детей? — чуть склонив
голову набок, внимательно посмотрел на меня.
«Ну, конечно, видимо, Рэйсон Эриз не
будет Рэйсон Эриз, если не попытается подловить». — чертыхнулась
про себя.
Глубоко вздохнула и уже готова была
ему ответить какой—нибудь нелепой отговоркой: мол все дети
одинаковы, но мужчина вдруг заговорил снова.
— Вы стали с ним очень близки. Я
заметил, как он к Вам тянется.
— Да, он милый мальчик, — мысленно
выдохнула, что допрос не продолжился: жуть как не хотелось опять
выпускать колючки в защиту. — Я с больши́м удовольствием провожу с
ним время.
Рэйсон понимающе кивнул, а затем
резко встал.
— Ну что ж, я отлучусь ненадолго, а
вернувшись, если Вы пожелаете, провожу Вас назад, — мило улыбнулся,
слегка склонив голову, направился к противоположному берегу.
Молча проводив его взглядом, снова
упала в траву и, кажется, даже застонала.
И надо же было так некстати
встретиться! Хотя он может быть очень даже милым, когда не пытается
подловить и вот так просто разговаривает ни о чём.
Приведя мысли в порядок, я, наконец
взяла листы бумаги и мелки. Рука так и вздрагивала от желания
прочертить на белом полотне так хорошо отпечатавшийся образ чуть
взъерошенного, по–утреннему свежего, с наглой улыбкой и хитрым
взглядом, молодого человека.