Шум воды вызвал у Франца гримасу презрения, он не ожидал, что так трудно придется с этой бабой. Когда ему сообщили из Центра, чтобы он готовился к встрече, Франц даже обрадовался. Разумеется, у него были женщины в ранге любовниц, подруг и просто приятных знакомых, но о жене он не разрешал себе даже подумать. Какая жена у агента его уровня? И вдруг, пожалуйста, требуют любить и оберегать. Франц получил жесткие инструкции их взаимоотношений, психологический портрет и несколько фотографий. Что ж, ощутить себя на некоторое время женатым человеком, со всеми вытекающими радостями семейной жизни он был не прочь. Но в действительности всё оказалось совсем иначе. Уже в женевском аэропорту, где он в роли любящего мужа встретил жену, прилетевшую из Канады, Франц при первых демонстративных объятиях, ощутил холод, идущий от этой женщины, словно ненароком обнял выставленный из морга труп. Аделия улыбнулась натянутой улыбкой и пожаловалась, что её укачало в самолете. Когда Франц привез её в этот роскошный номер в «Адлоне», она, вот так же, как и сейчас, скрылась в ванной и сидела там не менее двух часов. Он несколько раз пытался войти, но лёжа во вспененной воде, она встречала его таким колючим отторгающим взглядом, что он, пробормотав извинения, спешил ретироваться. Близости между ними так и не случилось. Сначала Франц предпринимал некоторые попытки, однако Аделия всякий раз осаждала его удивленно-надменным выражением скуластого лица, с заносчиво гордо посаженным носом, укрупненным легкой горбинкой. Он отступал словно перед дулом направленного на него пистолета. В душе чертыхался – «Не могли найти дуру попроще». При этом она постоянно плакала, вернее, сотрясалась всем телом от беззвучных рыданий. «Ничего себе, прислали женушку» – вздыхал Франц и старался вести себя с Аделией с насмешливостью и снисходительностью уставшего бонвивана.
Чтобы немного успокоиться, Аделия улеглась в ванну с горячей водой. Закрыла глаза и, как за спасительную соломинку, ухватилась за воспоминания о своей когда-то безмятежной московской жизни. Сразу же возник образ мамы, постоянно разрывавшейся между кухней и письменным столом. Отец всегда посмеивался над ней и просил Адочку (так ее звали дома), чтобы проследила за мамой, а то вместо соли та выльет в солянку чернила из чернильницы. Сам он писал английской автоматической ручкой, чем очень гордился. Кухня была общей. На ней было весело. Дети всех возрастов сновали между тремя газовыми плитами и все время что-то жевали. Аделия легко вписывалась в эту компанию, хотя соседи считали их семью барским пережитком. Еще бы! Ведь они занимали целых три комнаты с арочными окнами, выходящими на Бульварное кольцо. Отец Аделии – Борис Оттович Шранц был известным архитектором и сыном еще более знаменитого архитектора царского двора Отто Шранца, приехавшего в Санкт-Петербург из Вены по личному приглашению Александра Третьего. Его Адочка не помнила, поскольку дед умер еще до революции. После его смерти родители перебрались в Москву, где отцу предложили работу в комитете по созданию генерального плана строительства Москвы и выделили эти самые три комнаты в обмен на огромную петербургскую квартиру. Впрочем, все это не запечатлелось в детской памяти. Мама преподавала в школе немецкий язык и справедливо полагала, что её дочь должна владеть им в совершенстве. Поэтому девочка с самого рождения училась говорить сразу на двух языках. Лия Григорьевна безумно любила дочь, но была с ней по-учительски строга и принципиальна в своих методах воспитания. Адочка её боялась и старалась вести себя с прилежностью первой ученицы. Зато с отцом в полной мере ощущала всю радость детского бытия. Они постоянно дурачились, играли и устраивали друг другу разные неожиданности.