Школу я, правда, окончила позже, чем они: мы с родителями попали в дорожную аварию, в результате которой я стала сиротой, а врачи запретили мне дальнейшую учебу. Не потому, что я стала дурочкой, просто длительное умственное напряжение вызывало у меня дикие головные боли, так что пришлось мне искать новое поприще: ведь до аварии я хотела учиться на математическом факультете, но кому-то эти мои планы помешали, и меня остановили самым радикальным образом.
В школе ко мне отнеслись более чем по-людски, поставили средние оценки по всем предметам, что меня полностью устраивало, но высшее образование помахало мне ручкой, и нужно было придумывать, как жить без родителей и вообще без близких людей: я осталась совершенно одна, родни не было никакой.
Пришлось задействовать все свои способности и возможности, в результате, уже через полтора года после окончания школы я начала сама зарабатывать себе на жизнь.
Я всегда неплохо рисовала, поэтому, поразмыслив, окончила курсы росписи фарфора и стала делать на продажу декоративные тарелочки для стен, кружки с памятными надписями и рисунками, а потом освоила еще и роспись по шелку – вот тут-то дела у меня и пошли.
Мои шарфики и зонты пользуются бешеным спросом, зарабатываю я очень неплохо, делаю сбережения, купила квартиру, снимаю мастерскую.
Квартира моя вылизана до блеска: горничная-таиландка очень боится, что я позвоню в иммиграционную службу (хотя я бы ни за что не поступила так, но она сама придумала себе этот страх и сама себя в нем держит – тут я бессильна), а потому старается вовсю.
Я не афиширую свой достаток. Одета я хорошо, но когда меня спрашивают, где я беру свою одежду, отвечаю, что покупаю все в конце сезона, когда бутики отдают старые коллекции за бесценок. Это неправда, но Вика и Вик настолько привыкли считать меня нищей дурочкой, что верят этой лжи безоговорочно.
Кстати, они даже не подозревают, что я живу в собственной квартире в хорошем районе, думают, я приезжаю к ним на автобусе из какой-нибудь трущобы, потому что я всегда останавливаю такси за углом, куда не выходят окна их студий.
Я не люблю находиться в их жилищах, поэтому всегда стараюсь вытащить обоих из дома, мотивируя тем, что дышу целый день красками, и мне необходим свежий воздух.
Они ленивы, ворчат, но выползают из своих берлог: ведь, в общем-то, люди они безвольные, но тщеславные, им доставляет удовольствие мысль, что они великодушны по отношению к убогой больной подруге.