– Вот и Наташе, отец наш все про прежние времена рассказывает, про службу свою, про баталии военные, про места, в коих побывать довелось. А она все сидела бы на скамеечке у ног его, да слушала. И женского интереса у нее к рукоделию там, нарядам и чему другому, так нет вовсе – сокрушенно сказала матушка.
– Боюсь такую разумную, да своевольную замуж никто не возьмет, что тогда делать-то будем с Натальей Ивановной? – лукаво спросил Василий – А, знаю! Чуток подрастет еще, и как я, в гренадеры сгодится!
Все рассмеялись. Рост у Василия был истинно гренадерский, под два метра.
– Нет, скажи сынок, чай девицы в Париже пригожее наших будут? Или ты не разглядел? – расстегивая на животе камзола мелкие пуговицы и утирая салфеткой покрасневшее от вина лицо, спросил отец.
Здесь, в деревне на покое, можно было старому майору не нацеплять на голову привычный смолоду парик. Так же редко Иван Васильевич надевал и нарядный кафтан из шелка или бархата. По праздникам из-под него виднелся безрукавный камзол и белая полотняная рубашка без воротника с пышным жабо. Камзол становился год от года все теснее хозяину, на что Иван Васильевич не раз сетовал. Мол, материи стали совсем негодные, сами собой усадку дают.
– Если скажу, батюшка, – откидываясь на старинном стуле, набитым ореховою шелухой, ответил Василий, – что девиц на войне не разглядывал, то веры мне от вас, пожалуй, не будет, – и улыбнулся в усы.
Усы у Василия, как и черные кудри, были отменные. Просто, погибель женскому полу, а не усы.
– Видел я девиц и немецких, и французских, и польских. И скажу, что краше наших, все едино, нет!
– А вот этому верю, друг мой! – и старый майор озорно поглядел на свою супругу.
– Что-то ты, батюшка мой, и не ешь, почитай, ничего! – забеспокоилась старая нянька, подпихивая по локоть своему питомцу новые плошки с угощениями.
– Отвык я от домашних-то разносолов, нянюшка.» Утроба более не вмещает» – как говорит наш полковой батюшка, отец Никодим. Да и давно я за таким столом не сиживал – сказал молодой человек, оглядывая богатый стол. А наготовлено и впрямь было от души. За обедом была стерляжья уха и огромный круглый пирог, рыба и ветчина, фрикасе из цыплят и рагу. На десерт подали пирожное и бланманже, потом дыни и арбузы, которыми всегда изобиловали заволжские деревни и которые были различных сортов и вкуса. Вина тоже были свои, покупались в Сызрани.