Дело в том, что теории, как правило, предпочитают выделять в качестве своего предмета исследования идеализированный материал, или явления, представленные в идеальном виде. Таковым, например, считался идеальный газ, относительно которого были правомерны уравнения Бойля – Мариотта, Гей – Люссака и др. Когда же в экспериментах с высоким давлением теоретически вычисленные значения разошлись с практическими, пришлось усложнить уравнения, введя коэффициенты, учитывающие размеры молекул (уравнения Ван-дер-Ваальса). Подобные уточнения и учет все более широкого спектра параметров молекул и атомов сам по себе не кажется необычным. При еще более сложных условиях приходится учитывать даже квантовые эффекты, как в случае с гелием при сверхнизких температурах. Сейчас речь пойдет о совершенно ином обстоятельстве, который никак не укладывается в теоретические представления. Стремление иметь в теории дело с идеальным, идеализированным веществом неожиданно обернулось категорическим неприятием того, что происходит при фазовых переходах. Чем чище, дистиллированной бывает вода, тем ниже оказывается температура, необходимая для превращения в лед. В лабораторных условиях такую воду доводили до -33>о С. Можно даже заключить, что фазовый переход абсолютно чистой однородной воде не присущ.
Теория уяснила, что при подобного рода переходах возникает метастабильное состояние, при котором жидкость способна оставаться в исходной фазе, пока не повергнется воздействию инородного вещества, примеси. Предсказать, когда в воде окажется примесная частица, физика, конечно же, неспособна. Но отвергать теоретическую физику из-за этого никто не станет, как и не следует отвергать возможность теоретической истории. Если же мы теперь выдвинем суждение: не существует теории, которая бы могла служить точному предсказанию, или что теория способна предсказывать лишь основные параметры будущего события или, что она позволяет представить только тенденцию изменения, – то претензия к истории станет неправомерной. Фраза: «невозможна никакая научная теория исторического развития, которая служила бы основой для исторического предсказания» (там же) – может быть обобщена на все научные теории.
Все же в определенном смысле, без категоричности, Поппер прав, когда конечной целью человеческого познания считает возможность предсказания. В конце концов, не ради праздного любопытства изучаем мир. Постигая ее законы, мы можем взаимодействовать с природой более адекватно и с большим успехом способны удовлетворять наши потребности. Мы узнаем, как отреагирует внешний мир на наши действия и, умея предсказать этот эффект, хотя бы не очень точно, строим согласованное с ним свое поведение. Просто нагрузка в познавательной деятельности стоит не на самом предсказании, а на взаимодействии с миром и постижении его структурных взаимосвязей.