Однако можно сказать, что история в этом плане имеет не только проблемы с повторяемостью, но и преимущества в объеме разнообразных данных, отражающих прошедшие события с разных сторон и точек зрения. Описания тех же событий древности разными очевидцами, многочисленные вещественные свидетельства прошлой культуры, схожесть происходящих событий у многих народов и т. п. позволяют выдвигать гипотезы, делать обобщения, обосновывать универсальные законы примерно так же, как и в иных науках. Можно говорить о превалировании одних методов познания перед другими, но не о пропасти между науками. Помимо прочего, учитывая обилие фактического материала, историку едва ли есть основание жаловаться на нехватку фактов, тем более относящихся к явлениям нового времени.
«…В историческом исследовании та или иная точка зрения обязательно присутствует, поэтому в истории крайне трудно построить такую теорию, которую можно проверить и которая, следовательно, имеет научный характер» (2. с.307).
При этом Поппер совершенно справедливо отмечает, что избирательность присуща всем теориям. «И в истории, и в науке мы не можем избежать принятия той или иной исходной точки зрения» (2, с.301). «…Все научные описания фактов в значительной степени избирательны, или селективны, они всегда зависят от соответствующих теорий» (2, с.300). Различие, однако, в том, что «в науке точка зрения исследователя детерминируется научной теорией» (2, с.299), поскольку же историческая теория невозможна, то в истории мы имеем дело лишь с той или иной точкой зрения. Вся нагрузка довода лежит на утверждении: «с нашей точки зрения, действительно не может быть никаких исторических законов» (2, с.305). Получилась тавтология. Историческая наука невозможна, поскольку описания фактов зависят от точек зрения, а действуют именно точки зрения, а не теории, так как «с нашей точки зрения» исторических законов не существует, т.е. историческая наука «с нашей точки зрения» невозможна.
Но если не придираться к формальному построению довода, то относительно избирательности фактов можно было бы указать на множество случаев, когда следует отдавать предпочтение не физическим, а историческим данным. Вообще говоря, избирательность присуща всему живому (в определенном аспекте и неживому) миру и различается лишь в степени и уровне активности (в частности, депривационной, мотивационной, познавательной). Без этого невозможным стало бы приспособление к природной среде, как и приобретение знания о ней. При этом важно иметь в виду, какой уровень целенаправленной активности обусловливает избирательность отражения внешнего мира. Чем иерархически выше мировоззрение, направляющее интерес человека, чем абстрактнее активирующее его знание, тем избирательнее предстанет перед ним фактуальный материал. То же самое общественное событие совершенно по-разному предстает перед домохозяйкой, историком, философом, к тому же в разные века, как, впрочем, есть пропасть и в видении одного и того же природного явления со стороны первобытного человека и современного физика. Пользуясь образным представлением Поппера можно сказать, что если даже прожектор осветит один и тот же сектор, то не только продемонстрирует со своеобразными мазками несхожие картины, но, отражая слои реальности, выявит различные детали и различные их взаимосвязи, в определенной мере зависимые по объему и модальности от целенаправленного интереса наблюдателей.