— Фьорда, вы
Сыск вызвали?
— Зачем?
Она с явным
сожалением оторвалась от рассматривания ярких магографий в
журнале.
— Но как же?
Женщину убили… — растерянно сказала я.
— Какую еще
женщину? С чего вы взяли?
— Она так
кричала. Неужели вы не слышали?
— Боги? Откуда
тебя принесло? — расхохоталась она. — Не всегда кричат, когда
убивают. Иногда — когда очень хорошо, поняла?
— Нет…
— Не обращай
внимания, здесь часто так кричат.
— Но как же
тогда спать?
— А ты сюда
спать пришла?
— А зачем еще в
гостинице номер снимают?
— Понятно, —
протянула фьорда, продолжая насмешливо на меня смотреть. — Тогда
иди спать и не обращай внимания, если кто еще орать будет.
Легко сказать,
не обращай! Когда я вернулась в номер, сверху к скрипению кровати
еще и уханье начало доноситься. Фьорду надоело прыгать тихо?
Хорошо, что на кровати были две подушки — на каждое ухо пришлось по
одной. Звуки долетали, но уже не были такими сильными.
Я закрыла глаза
и постаралась уснуть. Сон долго не приходил, а когда пришел,
постоянно прерывался. Фьорда-коридорная оказалась права: кричали
здесь часто. Сыску легче было бы устроить постоянное дежурство, чем
приезжать на каждый вопль.
Утром я встала
невыспавшаяся и несчастная. А когда пришла пора надевать туфли,
несчастья мои еще многократно возросли. Чтобы этому Берлисенсису
его крошка всю ночь вот так в ухо вопила и на кровати с ним
прыгала! Выплеснув в этом пожелании накатившее раздражение и
понадеявшись, что оно дойдет до ушей хотя бы одного бога, я
покинула эту ужасную гостиницу.
Нужно было
решать, где и как провести день, и что делать с необходимостью
переночевать во Фринштаде еще один раз. Но пока мысли были только о
еде. Получается, я не ела сутки. Желудок требовательно сжимался и
вопил, полностью заглушая шепот мозга, и так еле слышный.
Единственное место в столице, где я видела несколько пунктов
питания — вокзал. И если чистенькое кафе с весело снующими около
столиков официантками мне было точно не по карману, то рядом с
залом ожидания находился и буфет. Не столь заманчиво выглядящий, но
и не закладывающий эту заманчивость в свои цены.
Похромала я туда
довольно бодро. Я волочила за собой чемодан и впервые в жизни
радовалась собственному скудному гардеробу. Если бы у меня было
столько вещей, сколько положено приличной фьорде, разве могла бы я
с такой тяжестью передвигаться? Я вспомнила, что вчера Берлисенсис
даже не подумал предложить поднести чемодан, а ведь он не мог
знать, что там почти ничего нет.