– Я тебя вижу куда лучше, чем их. Они мне никогда не мешали.
– В-врёшь, – грустно отзывается он.
– Не вру. Просто я лет на девять тебя старше. Это кое-что меняет, – вздыхает Акеми. – Давай-ка вытираться и наверх, спать. Мне ещё утром рыбу надо засолить.
– К-какую рыбу?
– Я тебе не сказала. Я в море ходила. Советник Каро убил Онамадзу. Я помогала тушу разделывать, вот мне и дали с собой, сколько унесу.
Акеми встаёт, идёт в раздевалку за старенькими простынями, которые жильцы используют как полотенца. Одну бросает Жилю, другой вытирается сама. Когда она одевается, мальчишка трогает её за плечо.
– Т-ты грустная.
– Ты тоже что-то не весел.
– Мне в-важнее ты. В-вот так вот.
Акеми расправляет закатанные по локоть рукава свитера, кладёт на место мочалку, вешает простыни на просушку.
– Знаешь, Жиль… Без Онамадзу море осиротело. Хоть моряки и поговаривают, что, скорее всего, Онамадзу был не один… я чувствую, что они неправы. Я очень люблю море. А сейчас мы будто отняли у него что-то важное.
В праздничный день в Соборе душно и многолюдно. В толпе прихожан заметно оживление, то тут, то там пробегает шепоток. Вероника Каро рассматривает блики света, играющие над амвоном, и слушает голос отца Ланглу, царящий в храме. Время от времени она закрывает глаза, чтобы почувствовать, как сильный и раскатистый голос Ксавье заполняет пространство Собора, окутывает её и устремляется ввысь, под своды. Вероника жадно впитывает каждое слово и ощущает себя счастливой и лёгкой. Она вспоминает картинки из книг и представляет себе летящую птицу – большую, быструю, скользящую по бескрайнему простору воздуха. Сильные крылья птицы будят ветер, и Вероника подставляет лицо потоку свежего воздуха.
– Мама! – сердито шепчет Амелия. – Не спи!
Молодая женщина вздрагивает и открывает глаза. Дочь, в тёмно-синем бархатном платье с расшитым шёлковой нитью лифом, сидит рядом на скамье и болтает ногами.
– Амелия, не надо так делать, – негромко просит Вероника.
– Мне скучно!
– Слушай отца Ксавье. Он же интересное говорит.
– Я не всё понимаю из его слов. И умею интереснее рассказывать про Бога, – упрямо дует губы девочка и ковыряет носком туфли стоящую впереди скамью.
Сидящий на той скамье мужчина оборачивается, получив туфлёй по пояснице.
– Эй! – грозно шикает он на озорницу.
– Слушай отца Ксавье! – приказывает Амелия, сдвинув брови, и замирает, подавая пример.