Зато сколько внимания со стороны мужского населения! Однако.
Спрашиваю юркого, совсем молодого /лет 20-ти/ африканца – имеет ли он пропуск, тот самый «pass»? Пропуск у него есть. Прошу сходить в магазин, даю 5 евро. Он тут же бежит, даже с какой-то радостью и приносит все, что нужно.
Перед обедом выстраивается огромная очередь к еде, хвост выползает во двор. Женщин мало, нас пропускают вне очереди, мило.
Еда очень вкусная и много.
Самое востребованное здесь – сигареты. Видела, как один парень ждал, пока покурит другой, чтобы докурить за ним. На пачку сигарет смотрят с жадностью.
В библиотеке довольно уютно. Стеллажи с книгами, большой стол и два мягких дивана.
Книги на всех языках, есть и на русском, потрепанные детективы и немного классики.
После обеда предлагают интеллектуальные занятия. Девушка приносит краски, карандаши, листы для рисования. Настольные игры. С удовольствием рисую. Вазочка с цветочками получилась по-импрессионистски живописной. В лагере несколько детей, они охотно рисуют, но почему-то все одно и то же – флаг своей страны.
Открываю дверь в туалет и тут же захлопываю, потому что оттуда выходит парень. Смотрю на табличку, нет, туалет женский. Подбегает уборщик, резко говорит ему на итальянском /жители юга Швейцарии говорят на итальянском/, что это туалет для женщин.
Каким образом мы мгновенно узнаем мужчин в любом обличии – накрашенных, с пирсингом, томных? Видимо, это та суть, которую нельзя изменить.
Уборщик вспоминает, в каком месте он работает, в сердцах сплевывает, на подобии нашего тульского мужика, при виде непотребства. Иронично спрашивает: – Или ты женщина?
По лицу парня пробегает досада. Обидно, конечно, как ни ухитряйся, а мужское естество лезет, как опара из кастрюли.
Мне это не интересно, потому решаю прийти позже.
Хорошо чай свободно. Просто стоит на столах, рядом джем, хлебцы и печенье.
Жарко. Хочется гулять, но пропуск, возможно, завтра, надо еще сфотографироваться.
Иду в библиотеку, почитать.
Читать не дают. Подсаживаются, знакомятся: – Поговори со мной. Посмотри на меня.
Их разгоняет Давид. Ненадолго, через какое-то время вваливаются два молодых араба, ведут себя шумно, поют, имитируют тамтамы.
Готовят гашиш, предлагают мне. Не могу на это смотреть, выхожу.
Вечером, до 12 ночи мы сидим с Давидом во дворе, едим вишню и персики, разговариваем на смеси английского с итальянским.