«Апатия. От недостатка солнечных лучей. Над Москвой вечное серое небо. Оно и вгоняет в тоску, как в гроб, – решил он. – Да и жизнь такая же. Серая, скучная».
С разбегу вспрыгнув на капот, Катенок замерла. Взгляд Семеныча был устремлен на панель приборов. Медленно перевел он его на лобовое стекло машины.
Они не двигались и долго смотрели друг на друга, пока не растаяла зима между ними.
И любовь, собравшаяся было с разочарованием и грустью уйти, вновь вернулась.
Катенок умчалась раньше, чем Семеныч вышел из автомобиля.
Она знала, что он не будет ее гладить по спине и не потреплет за ухом, как это делают обычные люди со своими домашними питомцами.
А Семеныч почувствовал, что от его плохого настроения больше не осталось ни следа, и что мир не так уж плох.
Обоим стало ясно, что все вернулось назад. Он и Она. Семеныч и Катенок. Они вместе.
По морозному небу нежно голубого цвета степенно расходились лучи поднимающегося кремового солнца.
* * *
Наступила пора, когда необъяснимое счастье становится достаточным и полным. Исчезает страх его потерять и пропадает тревожность. Потому что все чувства, все мысли утопают в этом самом счастье, они им надежно защищены, как оплеткой для провода.
Именно в такое время приходит беда.
* * *
Катенок больше не пропадала, не задерживалась вечерами, не уходила по утрам раньше Семеныча. Людское пространство больше не проникало в нее, чему она несказанно обрадовалась. Она вела образ жизни обычной кошки, ее не беспокоили эгрегоры. О ней точно все забыли, и Катенок наслаждалась покоем.
О том, что будет дальше, она не думала. Старалась не думать, потому что слишком многое от нее прежней пропало. Как проекция шара становится примитивной окружностью и невозможно понять, чем эта окружность являлась изначально: шаром, цилиндром, так и Катенок ощущала себя. Она решила подождать, думая, что со временем все восстановится.
Земное существование, однако, незаметно для Катенка подминало ее под себя, затягивало: вкуснее становились куски мяса за ужином, приятнее – поглаживания ладоней Семеныча по ее голове, все больше раздражали голуби у помойки и подвальные крысы, вызывая непреодолимое желание охотиться на них. Память и прошлое существование все меньше тревожили, постепенно стираясь повседневной суетой.
Сознание неотвратимо обволакивалось туманом.