Через минуту я засыпаю…
… и просыпаюсь только через сутки. Мне снова дают черный шарик, и мир погружается во мрак.
Я открываю глаза: в палате светло, за окном накрапывает дождь.
Что за год на дворе? И какой нынче день? Впрочем, не все ли равно. Я мертва, и неважно, какой нынче день…
В дверях появляется Ольга Ивановна, прижимает палец к губам. Секунду спустя в палату входит мать, садится на кровать, сует мне в руку бутерброд с икрой, тревожно шепчет на ухо:
– Меня пропустили в отделение – случай беспрецедентный. Ольга Ивановна сильно рискует, но я должна тебя предупредить. Сегодня тебя поведут к главврачу. От этого разговора будет зависеть твой диагноз. Я звонила, пыталась ему объяснить, что ты не больна, что меня обманули и вынудили подписать.
– Что он ответил?
– Сказал, что не слышал ни слова, а в твоих симптомах разберется сам.
– Когда идти?
– Прямо сейчас… И, пожалуйста, думай, что говоришь! Не рассказывай лишнего!
Ольга Ивановна торопит нас на выход.
– Тебе пора, мне тоже, – мать тычет пальцем в бутерброд, – Слижи хотя бы икру!
Я заталкиваю в рот весь кусок, говорю: «Шпашибо!» и выхожу из палаты.
Вид главврача меня смущает – он выглядит молодо и несерьезно, а еще напоминает Пьера Безухова – такой же неуклюжий очкарик.
Какое-то время мы просто говорим: обсуждаем погоду, последние фильмы. Я рассказываю ему о школе, о бассейне, о предстоящей поездке в Москву. Сикорский тихо улыбается, потом становится серьезен:
– Ника, я задам тебе вопрос, он может стать последним, а может таковым не стать. Не торопись с ответом – подумай!
Он делает паузу и с расстановкой произносит:
– Здесь кое-что записано с твоих слов … например то, что по ночам ты слышишь музыку. Подумай и ответь: ты слышишь ее или чувствуешь?
Последние слова он повторяет дважды.
Я с облегчением вздыхаю:
– Нет, доктор, я ее не слышу, если вы о галлюцинациях. Она звучит во мне, внутри меня, я просто ее ощущаю, я – автор. Должно быть, тот любезный врач меня не понял, а может быть, я плохо объяснила.
Сикорский улыбается и что-то пишет на листе. Я набираюсь храбрости и обращаюсь к нему:
– Позвольте мне лечиться в другом месте! Здесь я погибну!
Он поднимает на меня свои близорукие глаза:
– Девочка моя, тебе не нужно лечиться ни здесь, ни где-либо еще. Я не дам тебе расплачиваться за грехи твоего отца. Ему уже не помочь, а вот тебя я защитить сумею. Живи дальше, занимайся спортом, поступай в свой ВУЗ, и не вспоминай больше ни обо мне, ни об этом месте.