Этим, однако, дело не ограничивается. Саттона преследуют три группировки из будущего: одна хочет, чтобы книга была написана, другая – чтобы книги не было, третья желает отредактировать откровение так, чтобы из него следовало, будто люди все же главнее прочих. Вождь ревизионистов говорит Саттону: «Вы столько знаете о судьбе. Вы никогда не задумывались о том, что существует такая вещь, как исключительная судьба?» Саттон отвечает: «Не хитрая и не прикрытая ничем пропаганда в стиле девятнадцатого века. Была там одна нация, которая рядилась в подобные обноски…»
Слова «исключительная судьба», «manifest destiny», в культуре США имеют особое значение: в XIX веке политики и журналисты говорили об «исключительной судьбе» белых американцев – распространять цивилизацию (в их понимании) по всему континенту, расширяться на север и на юг, захватывать индейские земли, в общем, делать все то, что у Саймака делают люди в галактике в 7980 году. Если так, роман описывает не только Римскую империю, но и США, причем США, современные Саймаку, и андроиды – прозрачная метафора для чернокожих, индейцев и всех, кого в Америке тех лет считали низшими по сравнению с белыми людьми существами.
Но, может, поэтому книга и называется «Снова и снова», что описывает битву защитников равенства и сторонников неравенства, которая все время повторяется – в Риме, в США, в далеком будущем, – и определяет движение всей истории? Для Саймака важно, что равенство устанавливается вышним вторжением. Ашер Саттон умер, воскрес, творит чудеса, он получил откровение – и обрел душу: ведь что такое «симбиотическая абстракция», вечно сопровождающая каждого из нас («Мы не одиноки. Никто и никогда не одинок…»), если не отражающая божественное присутствие в любом живом существе душа?
3
Это и правда было новое слово в НФ: Саймак написал не просто НФ-роман, но религиозно-политический трактат в «приключенческой» форме. Впрочем, форма эта не столь проста. С ней связан ряд загадок, разгадать которые столько лет спустя вряд ли удастся.
Во-первых, у журнальной версии был другой финал: Ева улетает вместе с Саттоном, и андроид Геркаймер, глядя на их корабль, думает, что, может, Саттон так и не узнает об истинной сущности Евы, но если даже узнает, все равно будет ее любить. В книге финал вышел трагичнее – и оттого еще больше оттеняет исходную идею: любовь уравнивает всех живых существ, будь они хоть андроидами.