– Какая красота! – восклицает Женька. – Прямо как с
рождественской открытки! Давайте сфотографируемся все вместе!
У меня нет никакого желания фотографироваться, но остальные
воспринимают предложение с энтузиазмом. Женька выбирает наиболее
живописное, по ее мнению, место, и мы кучкуемся, пока Петр, вытянув
по максимуму руку, щелкает нас на телефон.
– Пойдемте на мостки, – предлагает Майка, – там как раз
освещение включили, вид откроется просто потрясающий.
И это предложение воспринимается на ура. Кажется, что предложи
кто сейчас скататься на луну и обратно, то и тут никто не
откажется. Вот она, сила толпы. Сбоку на меня неожиданно падает
Алька. Вид у нее сердитый.
– Все в порядке?
– Да, просто кое-кто не может понять, что между нами все
кончено.
Киваю, но дальше не спрашиваю. Сомневаюсь, что она бы
рассказала. В отличие от нас с Майкой, у которых друг от друга нет
никаких секретов, Алька все же ставит некоторые границы на личную
жизнь, и мы это уважаем. Хотя порой, как показала сегодняшняя
практика, эти границы могут быть размером с Великую Китайскую
стену.
Вслед за остальными я ступаю на мостки. Снег под ногами начинает
скрипеть как-то иначе. Есть разница между тем, как скрипит под
тяжестью веса взрослого человека снег на асфальте и снег на
деревяшках. Последнее происходит как-то особенно громче, четче,
сочнее. Весь променад я подбираю синонимы к поскрипыванию снега,
стараясь не вдаваться в мысль о том, что вся сегодняшняя прогулка
идет абсолютно не так, как мне бы того хотелось. Мы даем полный
круг, затем возвращаемся к началу. У меня начинают подмерзать ноги.
Тоскую.
– Я в беседке посижу, – объявляет Алька.
Я иду с ней. Беседка это хорошо. Беседка это три стены и крыша,
защищающие от ветра и снега. Остальные, вместо того, чтобы
продолжить расхаживать дальше, ступают за нами.
И тут происходит нечто, из-за чего я теряюсь.
Стоит мне примериться, чтобы усесться на скамью, как рядом
возникает Иволга.
– Подожди, – говорит он мне.
Я растерянно замираю, не зная, что ему взбрело в голову. Между
тем, он снимает с рук перчатки, разглаживает их, укладывая ровно
одну на другую, а затем кладет на скамью – ровно на то место, куда
я примеривалась усесться несколькими секундами ранее.
– Так будет теплее, – подмигивает он мне.
Меня будто кипятком ошпарило. Украдкой оглядываюсь по сторонам,
но произошедшего среди всеобщего разбора мест и соответствующей
кутерьмы никто не заметил.