– Не морочь мне голову, девчонка! – Голос у колдуна был то ли
сорванный, то ли простуженный намертво. – Ты теперь в избе
живешь!
– Ну и что? Все равно я не ведьма!
– А кто? Дура необученная, которая даже элементарную защиту на
свою проекцию поставить не может? И проекция хиленькая, никакой
стабильности, на поддержание формы уйма энергии идет. В счастливые
случайности я не верю, так что кланяюсь твоему актерскому таланту!
Изображать идиотку – настоящий дар должен быть. Я бы сделал вид,
что поверил, но, прости, много чести. И времени нет.
– Я…
От стыда и обиды Ярина покраснела, но незнакомец ядовито
продолжил, не прерываясь.
– Дура бы не смогла на местных напасть. Думаешь, куплюсь на
это?
– Напасть?! – тут уж прорвался праведный гнев, оттесняя страх в
сторону. Она готова была ногами топать, если б это делу помогло. -
Я напала? Я дом поджечь хотела? И себя ножом полоснула? Да я их
пальцем не тронула!
– Ну да. – Когда колдун говорил, лицо у него подергивалось.
Жутко – словно застывшая маска. – Только зубами. У Годоты рука
вспухла, так он всей деревне поплакаться успел, что у ведьмы клыки
ядовитые.
Насмешка была еще обиднее несправедливых обвинений, Ярина могла
только губы кусать, ни слова в свою защиту выдавить не
выходило.
– Шутки в сторону, – отрезал колдун. Плащ за спиной взметнулся,
наводя жути, но она уже перешагнула порог, за которым больше страха
или меньше – не имело значения. – Говори! Сколько вас еще
здесь?
– Где? – растерялась Ярина.
– Брось кривляться! Как ты попала в деревню? Как тебя дом
впустил? Как ты умудрилась растянуть барьер не только на избу, но и
на весь лес? Кто тебя послал?! Где остальные? Ты не могла быть
одна!
– Никто меня не посылал. – Голос дрожал, Ярина снова попыталась
отступить, но ноги будто в землю вросли.
– Врешь! – зло выдохнул колдун. – На Пустошь пробивалась?
Она чуть не плакала. Глупо вот так стоять под градом обвинений.
Еще позорно разреветься не хватало!
– Немедленно снимай барьер с леса. Вздумала людей голодом
морить? Силой померяться не с кем? А ну…
Ушат воды, которую плеснули ей в лицо, заставил Ярину
закашляться. То, что держало ее на месте, если что-то держало,
разжало когти, и она сдернула с шеи ожерелье, плюхнувшись на
залитый водой пол.
– Ты уж прости, девонька. – Домовой встревоженно присел рядом. –
Не по нраву мне такие разговоры. Стоишь, глазищи таращишь, несешь
бесовщину, а сама так и трясешься. Ну, я набрал водицы и… С кем это
ты?