Тесть сумел, наконец, обратить
разговор в нужное ему русло и подобрать правильные слова. И все же
зять предпринял уже заметно более робкую и неуверенную попытку
возразить:
- Больше всех Мстислав Черниговский
пострадает, коли татары в сторону его княжества пойдут. Однако сам
он не желает поддержать наш удар…
Но князь Галицкий только свирепо
усмехнулся:
- Мстислав не пойдет – пойдет следом
за нами Олег Курский! А за его дружиной – и другие черниговские
полки… Ты не трусь, зятек, мы все по уму сделаем. Половцы первыми
переправятся через реку, их поведет мой лучший воевода, Ярун.
Куманы велики числом – они отгонят передовые отряды татар и завяжут
перестрелку с основными силами поганых. А пока суть да дело, твоя
конная рать пройдет бродом, построится – да незаметно для ворога
подберется к половцам, шагом. За спинами кипчаков глядишь,
татарва-то волынян и не увидят… Только копья вверх не задирайте!
Ну, а когда с половцами ты сблизишься, Ярун прикажет тем
расступиться – и ты клином, стрелой пролетишь сквозь их ряды,
доскакав до татар! Подумай сам – на разгоне жеребцы твоих гридей да
отроков быстрее степняцких кобыл, не успеют поганые ускакать… А как
свяжешь ты ворогов боем, так уж и я своих пешцев на помощь приведу!
В ближнем бою лучники-кочевники что с нашими дружинниками да
ополченцами сделать смогут, рогатинами вооруженными да ростовыми,
червлеными щитами защищенными? Ничего! С крыльев же татар половцы
обхватят, чтобы бежать поганые не сумели – так и вырубим всех
подчистую!
Неверно истолковав молчание зятя,
Мстислав пошел в последнюю «атаку»:
- Да ты не думай, Даниил Храбрый – не
одного же тебя с волынянами отправляю! Я же тебе всех своих
всадников отдам – удар получится что надо! Вспомни, до того татар
сами половцы и били, с посильной помощью наших конных дружин. И
пусть поганых было не так много, передовые отряды – разве не сдюжим
мы, бросив на ворога все силы?! А уж там, ежели что, конные дружины
Олега Курского да Мстислава Немого, князя Луцкого, тебя поддержат.
Вместе – победим!
На словах план тестя казался
действительно вполне разумным, а доводы его справедливы. И не желая
портить отношения с тестем из-за Киевского князя, не просто так
прозванного Старым (что подразумевало собой и дряхлость, и немочь,
и нерешительность), Даниил Волынский (а ведь прозвище «Храбрый»
пришлось ему по душе), решительно тряхнул головой, словно прогоняя
какое наваждение и недобрые предчувствия: