Свет потух и кино закончилось...
Луч в конце туннеля я не увидел.
Но случилось что-то необъяснимое. Спустя миг пребывания во мраке
и невесомости мои органы чувств словно сошли с ума, сбились с
толку, так как вместо плотного обруча, сжимающего грудь и давящего
на рёбра, я ощутил себя на чём-то мягком и укрытым сверху шершавой
материей.
Открыв глаза, первым делом я увидел деревянный потолок - что уже
нонсенс.
С изумлением, подняв верхнюю часть туловища и переместившись в
сидящее положение, я осознал что лежу на довольно дешевой кровати и
мои ноги укрыты каким-то подобием одеялом.
Причём одеяло это выглядело и, самое главное, пахло один в один
как древние постельные принадлежности довоенных времён, которых в
избытке было у бабушки в деревне. Только дырок от моли не хватало и
катышей, словно одеяло совсем новое, что сбивало с толку - какой
идиот будет выпускать такую хрень в продажу? Разве что сыграть на
чувствах ностальгии тех единиц, что застали подобное и дожили до
наших дней.
Когнитивный диссонанс и тотальную неразбериху в заторможенном
сознании не разрешило появление нового действующего лица.
Дверь, на которую я только сейчас обратил внимание и перевёл
взгляд, отворилась и в помещение вошла женщина, словно сошедшая с
цветных дореволюционных фотографий Прокудина-Горского. Или на
крайняк с фотографий из бабушкиного архива, где были запечатлены
моменты её молодости.
На женщине был потёртый сарафан и потускневший красный
чепец.
Увидев меня, она вплеснула руками, а затем перекрестилась.
— Ох! Слава Тебе Господи, очнулся! — воскликнула она. — Не зря
Демид Иванович дохтура позвал. Представляешь, Алёша, немец аж целый
целковый взял!
Я отвернулся от неё и потерянно шлёпнулся на подушку, которая,
от такого действа, хлюпнула и исторгла из себя несколько
перьев.