«Третья мировая, которую мы
ждали со дня на день, так и не наступила. Нашу ядерную триаду они
обезвредили за первый час. За второй — уничтожили остальное
сопротивление. А на третьем какой-то гений, начитавшийся старой
фантастики, додумался выпустить в атмосферу биологическое
оружие.
Так закончилась Трёхчасовая
Война. Последняя война на планете. После которой мы живём в
собственном доме на правах паразитов.
Новый хозяин почти не замечает
нас. Пока мы не лезем в его кладовку или постель. И несчастные
двуногие тараканы теперь только и могут, что медленно доедать труп
цивилизации...»
Сдаётся мне, что это вовсе не
история болезни... По крайней мере, не моя... Ну или это, в лучшем
случае, черновик какого-то фантастического романа, который тут
написал другой скучающий пациент...
Так...
А что можно разобрать в конце?
«Лиса, если ты это читаешь
— найди Максима Ворошилова. Он должен быть где-то совсем близко, в
этой полосе. Он знает, что нужно делать дальше. Только торопитесь,
иначе через...»
Остаток фразы представлял собой
размытое фиолетовое пятно. Но вовсе не этот факт заставил меня
снова растерянно опуститься
обратно на сетку. Кровать заскрипела, а с улицы в окно особенно
сильно дунуло зябкой осенней сыростью.
Максим Ворошилов. Именно это имя
было на моих новых правах. И именно он было указано в графе
плательщика при оформлении перевода с квартплатой... Именно так
меня зовут вот уже больше тридцати лет.
Холодный воздух перестал дуть в
затылок, но мурашки так и продолжали топорщить на нём слегка
отросшие волосы. Шум тополей за окном стих. И в образовавшейся тиши
я услышал приглушённую речь, доносящуюся из-за двери:
— Сим... Симплициальную
резольвенту... Взять её абел... Абели... Абелинизацию...
Абелинизацию... — Отрывистая речь звучала как слова Шарикова из
«Собачьего сердца», когда тот ещё только учился разговаривать. И
смысла в этих словах я сейчас слышал примерно столько же. —
Гомотопические группы абелинизации... Абелинизации резольвенты...
Это целочисленные гомологии! Гомологии группы!
Закутавшись в матрас поплотнее, я
снова поднялся. Обойдя тумбочку, осторожно прошлёпал к двери. И,
заглянув в приоткрытую щель, увидел человеческую фигуру.
Фигура сидела на полу спиной ко мне,
метрах в десяти дальше по тёмному пыльному коридору. Слегка
раскачиваясь из стороны в сторону, широкоплечий силуэт, одетый в
грязную ветровку и ватные штаны неразборчивых цветов, продолжал
торопливо, но сбивчиво бормотать: