Что ж, у рыцаря фон Шлангебурга свои
проблемы. Эх, мне бы их сейчас.
— Ясно, — вздохнул я, снова
почувствовав биение сердца.
— Э, так что у тебя стряслось-то? —
поинтересовался-таки доброжил. — Ты еще на Кэйтрин не женился, а
норовишь девку вдовой оставить. А в подвале, между прочим, окна не
забраны, снег сойдет, все зальет. Кто присматривать станет? Я Кэйт
уже раза два говорил, а она забывает. Ну, так чего разлегся?
— Сердце, — с достоинством отозвался
я, показывая на левую часть груди.
— Сердце? — с недоверием переспросил
брауни, внимательно вглядываясь в меня. — Не, не похоже.
— А ты что, специалист по сердечным
заболеваниям? — фыркнул я. Хотел сказать еще что-нибудь нелестное
для бородатого знахаря, но не стал. А вдруг не умру, что тогда?
Брауни существа пакостные. Чесотку нашлет или, как его коллега,
подкинет в постель дохлую крысу. Вздохнув, жалостливо попросил. —
Ты бы мне чашечку кавы принес, а? Вдруг не доведется больше
попить.
— Подождет твоя кава, — отмахнулся
домовой. — Я гляжу, губы у тебя розовые, а у тех, кто сердцем
мается они синюшные, как слива. И шустер ты не в меру, болтаешь
много. Те, у кого сердечко прихватило, помалкивают и лежат
спокойно, как старый мерин.
— Ну спасибо дедушка, обласкал, —
обиделся я, а потом мне стало смешно.
— Ты чего это? — удивился
доброжил.
— Представил, как старый мерин лежит
в постели и жалуется на сердце.
Теперь мы смеялись оба. Я хохотал
так, что опять прихватило и спину, и шею, да и сердце дало о себе
знать. Закашлялся, зашелся от боли, ухватившись за грудь...
— Ну-кось, парень, рубаху задирай и
ложись на пузо, — потребовал брауни, а когда я с кряхтеньем и
кекеканьем начал задирать подол, а потом с трудом перевернулся на
живот, кинулся мне помогать.
Я даже не думал, что у домовых
столько сил. Старый доброжил вытряхнул меня из нижнего белья,
словно морковку из грядки, а потом приступил к пыткам — мял мои
больные кости, разглаживая сочленения, прощупывая каждый позвонок.
А еще щипался, как ошалевший гусь. Я подумал, что, коли выживу, то
мне теперь даже пыточная камера и Натэла-палач не страшны.
Захотелось завыть, но мешала гордость — как это так, цельный граф
начнет стонать в присутствии домашней нечисти?
А эта бородатая скотина продолжала
измываться над моим беззащитным телом. Мало того, что засовывал
свой маленький, но тяжелый кулачок в мою спину (казалось, он
проникает насквозь, до самого брюха), но в завершение еще и
принялся прыгать по мне. А задние лапы у домового оказались еще
тверже, чем передние.