— И правда здоровенный. И ты, и эта… штука. Но ничего. Главное, что ты молодой. И сильный. Тебе не составит труда…
Ребенок? Это она о нем?..
— Это будет мое семя и мой сын! — рыкнул Ольгерд и оскалился.
— Надеюсь, что сын, иначе... — повисла пауза, потом незнакомка вновь вздохнула, прогоняя то ли свою нерешительность, то ли какие-то другие, но явно мрачные мысли. — В любом случае твое дитя вырастет в любви и заботе. Да и ты цел и невредим останешься, если сделаешь все, что требуется, а после лишнего болтать не начнешь.
И без того сводивший с ума запах течки усилился. Волчица чуть сместилась и…
— Знаешь, что делать-то?
— Великого ума не надо!
Ольгерд стиснул зубы, пытаясь сдержать раздражение. Женщина возилась, пристраиваясь и, видимо, по-прежнему не решаясь начать, но инстинкты наверняка давили на нее столь же сильно, как и на самого Ольгерда. А уж он-то, несмотря ни на что, хотел ее так, что с трудом сдерживался, чтобы не начать биться в путах. И ведь не для побега! Нет! Как раз наоборот — для того, чтобы остаться, чтобы самому схватить, подмять и овладеть захватившей его самкой. Так, чтобы по гроб жизни помнила, каково это — быть в постели с Ольгердом Сизое Перо!
Член стоял колом, инстинкты сводили с ума, а в груди… В груди так и кипела злость на вконец потерявших страх долинников, посмевших использовать его подобным образом.
— Зачем тебе мой ребенок? Чего этим хочешь добиться?
Волчица, было пристроившая головку Ольгердового члена ко входу в свое тело, замерла:
— Я уже сказала: мне нужен ребенок. А почему от тебя? Ты похож на… В общем, ты похож и на этом все! Замолчи, пока я тебе кляп не велела вставить!
— А как же нежные поцелуи и ласковые речи?
Волчица фыркнула и, наконец решившись, начала медленно опускаться, насаживая себя на член. Несмотря на обилие смазки, шло туго. Ольгерд даже еще раз принюхался, но нет, невинностью она совершенно точно не пахла. Как раз напротив, имелся устойчивый запах другого волка-оборотня… Очень старого и больного… В этом причина? Но…
Мысль прервалась, потому что в этот самый момент девица опустилась на член до конца, выдохнула с болезненным стоном, а потом вдруг взяла да и заплакала. Такого в богатой на самые разные приключения жизни Ольгерда Сизое Перо не было еще никогда. Ни разу ни одна женщина из десятков тех, что прошли через его постель, не рыдала у него на члене. Да еще так горько и… некрасиво — подвывая, хлюпая носом, икая. И именно потому в слезы эти верилось, именно потому не было сомнений, что они искренние, настоящие.