— Пей, — протянул ей стакан.
Жадно его опустошив, она облизнула губы.
Я осторожно опустился рядом, невыносимо желая схватить и прижать к себе, заставить себя хотеть. Идиотизм инстинкта вырвал из груди хриплый смешок.
— Что смешного? — зыркнула она на меня зло, ежась.
— Мне не смешно, — качнул головой. — Как ты себя чувствуешь?
— Обычно я об этом спрашиваю, — усмехнулась она. — Зачем ты…
— У меня не было выбора. Так бывает. Ты — моя пара. Мы — в замкнутом пространстве. — Я врал. Или нет?
— Это теперь, — огляделась она, дрожа.
— А к кораблю ты уже привыкла?
Неожиданно говорить с ней стало важным. Мне нужно было ее «да». Я не хотел больше брать силой, так не может продолжаться постоянно.
— Потеря крови лишает контроля, — оправдывал себя. — Я не мог сопротивляться тогда. А потом стало поздно. Ты могла умереть.
Она тяжело дышала, облизывая губы и глядя мне в глаза.
— Что тебе нужно? — вдруг спросила абсолютно ровным голосом.
— Свобода.
7. 6
— Это невозможно, — подняла она голову, глядя в потолок, но продолжая сжиматься в комок.
— С чего ты взяла? — прищурился я. Теперь она казалась маленькой и глупой, нуждающейся в заботе и тепле. Но в тепло она не собиралась, а я боялся сделать резкое движение.
— До сих пор что-то не освободился, — вернула на меня свой прямой пронизывающий взгляд.
— Сначала силы были неравны, потом отпало желание. Когда тебя фаршируют наркотой, наверное, тяжело оставаться собой. — Меньше всего хотелось вызывать к себе жалость, но взгляд ее смягчился. — Теперь у меня есть и силы и желание.
— Я думаю, нас не выпустят живыми, — плечи ее расслабились. Она откинулась на стенку, у которой стояла кровать, и подтянула к себе ноги. — Вас продадут. Меня... скинут в море.
— Как тебя занесло сюда? — Хотелось слушать ее. Чтобы говорила, дышала ровней, расслаблялась еще и еще. Чтобы стало можно дотянуться и погладить…
— Посулили практику, — передернула она плечами, будто сбрасывая мои пальцы. — У меня нет диплома, никто не возьмет в здравом уме. Выбраковка… — и она почему то опустила взгляд на свои руки, сжимающие простынь вокруг ног. Те еле заметно подрагивали.
Мы посидели в тишине, необъяснимо объединяющей.
— Мне нужно зализать царапины.
Она вскинула на меня прежний испуганный взгляд:
— Что?
— Если не зализать, останутся шрамы. А тебе еще жить и жить…