– А ты откуда знаешь про его слух? – удивилась Рита.
– У него уши большие.
– Нет, я серьезно.
– Расскажу при встрече, по телефону не могу. Ну, так что скажешь?
– Все правильно, об этом многие знают. Его даже на спор проверяли – действительно феноменально слышит. Ему бы разведчиком быть – даже за линию фронта ходить не надо, сидел бы в окопе и подслушивал, о чем враг на той стороне шепчется. Даже представить не могу, зачем тебе это надо. Надеюсь, не для того чтобы использовать его как орудие в борьбе за место под солнцем.
– Не говори глупости, – хмыкнул Марьянов. – И спасибо. Прилетай в Москву, погудим вместе.
Закончив разговор, он глубоко задумался. Выходит, Соловьев не врун и не аферист. Вероятно, его информации можно доверять. Теперь надо подытожить факты, которыми этот тип с ним поделился. Итак, к нему, к Родиону, подослана некая дама. Цель ее или ее нанимательницы, а может быть, нанимателей – завладеть его деньгами или бизнесом. Дама должна подобраться к нему очень близко, но так, чтобы об истинных ее намерениях он не догадался. Времени на подготовку операции, по их собственным словам, было мало. Но тогда получается…
Родион на секунду замер, прекратив хаотичное движение по кабинету. В личной жизни Марьянова, с тех пор как два года назад он женился на Ноне Сорокиной, новые женщины не появлялись. Среди деловых партнеров особ женского пола в этом году не наблюдалось, а на работу он принял лишь нескольких мужчин. Получается, что единственной женщиной, которая появилась рядом с ним за последние несколько месяцев, была Карина Крупенникова.
Теперь это отвратительное слово – «заморочки». Сначала он услышал, как она активно использует его в телефонных разговорах. Противное словечко и, судя по всему, страшно привязчивое. На совещаниях, в которых Карина с недавних пор стала принимать участие, у нее иногда проскальзывали подобные словечки, в том числе и это. Впрочем, она была не одинока – замусоренный русский язык стал практически нормой, поэтому Марьянов старался на такие мелочи не обращать внимания. Но теперь эта мелочь становилась чем-то вроде улики.
«Боже мой, какое коварство! – с гамлетовским надрывом размышлял он, дергая себя за узел галстука. – Надо же было так поймать меня! А этот ее живой интерес к новой профессии, желание стать настоящим специалистом… И ведь я мог голову дать на отсечение, что она искренне радовалась, когда я сообщил ей о переводе в штат творческих работников! Выходит, я совсем не разбираюсь в людях?! Или же она гениальная актриса. Впрочем, – философски рассудил он, – все женщины актрисы, талантливые или бездарные, это уж кому как повезло».