.
В октябре 1806 г., после разгрома прусской армии под Йеной, сообщая некоторые подробности о продвиженим русской армии и уповая на Провидение, Александр I мягко уговаривает сестру отправиться в Петербург, понимая при этом всю щекотливость ее положения («Зло достигло своего предела, и я уже более не вижу от него спасения. Напрасно было бы терять надежду, напротив, настал момент проявить стойкость. Что касается Вас, мой добрый Друг, уступите желанию Матушки, возможно, окажись я на Вашем месте, я поступил бы так же, но сейчас, как мне кажется, Вы не можете придумать ничего лучшего, чем приехать к нам» (письмо от 19 октября [1806 г.]). Мария Павловна к тому времени (11 октября) уже покинула Веймар. Она отправляется в Альштедт, а оттуда, расставшись с Карлом Фридрихом, продолжает бегство через Берлин в Силезию. До этого, в середине сентября 1806 г., Карлу Августу удалось переправить самое ценное из ее приданного в Лейпциг банкиру Фреге.
Для характеристики внутреннего облика Марии Павловны показательно (и об этом мы уже отчасти говорили выше), что в дневнике, который она ведет во время своего вынужденного бегства, мы не найдем ничего, что касалось бы ее переживаний в это время. Отголоски войны в нем почти не слышны, бегство от французов предстает как познавательное путешествие по городам Германии, в котором великая княгиня знакомится с ее культурой, описывая все культурно значимое, что ей попадается на пути, удовлетворяя свой интерес к социальной, хозяйственной, культурной стороне жизни тех немецких княжеств, через которые она проезжает[100]. И за этим – привитый ей с детства моральный кодекс: сохранять достоинство и даже унизительное положение рассматривать как возможность приобретения новых познаний.
Дополнительная сложность положения Марии Павловны во время бегства заключалась в том, что сама она хотела оставаться в непосредственной близости от мужа и новой семьи, за что постоянно получала упреки Марии Федоровны. Последняя императивно требовала, чтобы дочь покинула страну, и очень резко говорила о немецких правителях и их кабинетах, которые из-за «глупости своих суверенов и трусости их кабинетов навлекли на эту бедную Германию все возможные несчастия». А между тем упрек, который Марии Павловне бросали близкие ей люди, а впоследствии и мемуаристы (если они только совсем не хотели обойти стороной эту проблему), заключался в том, что она якобы использовала любую возможность, в том числе и военную, чтобы оказаться дома в России