Лавров включил голографический экран рабочего компьютера и перекинул на него информацию с планшета по беспроводной связи. Затем он взял лист бумаги и карандашом стал рисовать на нём круги и стрелки, ставить пометки.
Выходило, что Анна Викторовна, возраста тридцати двух лет, по словам коллег по работе была скрытной женщиной и мало с кем общалась. В общественных и корпоративных мероприятиях практически не участвовала. Единственная, с кем она общалась более или менее близко, в настоящее время находится в клинике ввиду сильного стресса. Её начальник утверждает, что ничего не знает о её местонахождении, хотя он какой-то подозрительный. Все её коллеги были очень удивлены, когда у Анны выявили раннюю стадию беременности. Никто и подумать не мог, что у нее есть мужчина, настолько она была закрыта от внешнего мира. Мать Анны утверждает, что у дочери кто-то был: она случайно слышала обрывки разговоров по телефону дочери и какого-то мужчины. Разговоры были длинными и видимо приятными, но Анна никогда близко не допускала мать в свою личную жизнь и многое умалчивала. Михаил Борзых был сильно напряжен, озабоченный состоянием своей жены. Но он явно знал больше, чем говорил. В Надельской центральной женской клинике отказались предоставить какую-либо информацию о проведенной операции по прерыванию беременности гражданке Шаган без соответствующего на то разрешения органов социального контроля, ссылаясь на врачебную тайну. Либо требовалось согласие самой гражданки Шаган, но она не может дать такого разрешения ввиду её полного отсутствия, а в органы социального контроля Лавров сегодня не успел. Придётся за разрешением ехать завтра с утра.
Буквально вчера Андрей Львович закончил дело о самоубийстве одного мужчины, доведённого до полного отчаяния. У него не осталось ни родных, ни близких – ничего, что могло бы его удержать от такого безумного шага. Однажды в вечернее время на улице его встретили хулиганы. Ограбив, они нанесли ему тяжкие увечья. Проведя достаточно долгое время в лечебной клинике, он заработал нерабочую группу инвалидности, потерял работу и был вынужден существовать на жалкую инвалидную субсидию, которой едва хватало на оплату жилищных услуг. Имея хороший дом, он не мог расплатиться по счетам, и был выселен в приют для немощных граждан. Как долго можно жить, если ты ограничен в возможностях? Никто не знает, когда настанет конец у этой мучительной жизни, а эвтаназию в нашей стране рассматривают только тем, кто находится в стадии «овоща». Приходится всё делать самому. Будь проклят Канопус!