Вечер пахнет сиренью. Миниатюры и рассказы - страница 3

Шрифт
Интервал


Есть такие люди, которые растягивают пеструю сеть в надежде поймать придорожные песни; код заклятия, открывающего вход в пещеру с сокровищами или просто чей-то шепот у костра. Они завешивают окна золотистыми шторами, чтобы даже самый серый свет, проходя сквозь плетение нитей, обещал лето и тепло. Они хранят в своей библиотеке потемневшие от времени книги, написанные на всех языках сразу, но никогда не открывают их. Достаточно провести ладонью по ветхому корешку, чтобы зазвучало, пролилось, заворожило. Свои сны они охотно обменивают на пуговичные бусы и завтрашние новости, а тесто для пирогов замешивают на слезах. Они накрывают стол для чаепития пот тенью раскидистых яблонь в старом саду. А потом, тихонько вздыхая, закрывают скрипучую калитку за теми, кто ушел и унес с собой цветы их сердца…

Есть такие люди, которым никогда не надоедает слушать чужие истории и, перекраивая их, создавать свои, собственные. Или извлекать эти истории из глубин своей памяти и воображения. Которые любые эмоции, мысли, события, впечатления стремятся скорее облечь в оболочку слов, чтобы мир вымышленный стал сильнее, глубже, ярче, чем мир реальный. Такие люди, если и решат пускаться в путь, то даже не понимают, к какому горизонту направить шаги. Потому что и дорога для них – это всего лишь другая форма воображения…

Семейное древо

У меня, а теперь и у моей дочки – бабушкины глаза пронзительной синевы. В горле стоят чужие песнопения, слов которых я не знаю, только бродит мотив волнами, щекочет. Я совершенно тем же маминым жестом прижимаю к себе русую голову своего ребенка. И роспись становится похожей – те же плавные линии, тот же завиток. Я всматриваюсь в старые, пожелтевшие фотографии, и вижу жесты, взгляды, повороты головы. Вижу в глазах те же мечты и разочарования, несмелые надежды и уверенность, стойкость и смиренность.

Я – не только я. Я – все, что было до меня и все, что будет после. Прорастает дерево, закрывая небо, и так хочется опрокинуться в это зелено-голубое, а теперь – и золотисто-осеннее, чтобы вспомнить и забыть. Как уходили на войну и как ждали. Как строили дом и собирали вещи для переезда. Как рожали детей и оплакивали ушедших. Тягучее, звенящее, взлетающее и укутывающее. Я – часть рода. Во мне – все имена и все слова, все песни и слезы, все средоточие мира.