У входа в ангар стоял Яков Рувимович Штокман, помахивал своей тросточкой и ухмылялся. По сравнению с другими обитателями нашего приюта для стариканов, выглядел он почти молодо. Чуть за шестьдесят, бритый череп, черные усы и даже сережка в ухе. Впрочем, сережка была непростой, это я сразу понял. Яков Рувимович был бойцом видимого – и даже скорее видящего – фронта. Судя по его личному делу (а уж поверьте, с личными делами своих соседей я нескромно и тайно ознакомился в первую очередь), Штокман был непревзойденным мастером подслушивающих и подглядывающих устройств. Сам придумывал, сам мастерил – буквально из ничего. В принципе ему бы еще работать да работать, но подвело любопытство. Не за тем взялся подсматривать…
– Никак уезжать собрался? – повторил свой вопрос Штокман, а его тросточка обвиняюще показала на стоявшую за мной авиетку. Затем описала замысловатый круг, пощекотав набалдашником воздух, и повисла на согнутом локте.
– Прокатится хочу! Так давно за руль не садился. Хотя бы вокруг богадельни… – и я бросил обаятельную улыбку прямо в старика Рувимыча. Но промазал. Впрочем, попасть в Штокмана улыбкой все равно, что сбить космолет из рогатки. Серьезный человек.
– Прокатиться? Ну тогда я тоже с тобой… покатаюсь.
Я отрицательно покачал головой. Забрался на водительское место, приоткрыл окошко и, высунув свою убеленную сединами голову, произнес:
– Ты бы, Рувимыч, посторонился, а? Ведь не остановлюсь… Ты-то ладно, а вот тросточку твою жалко.
Но Штокман и не думал уходить с дороги. Не верит? Зря… А где ключ зажигания? Я поднял глаза и увидел, как Рувимыч вертит цепочку с моим ключом на пальце.. Вот же гад, а! А песчаная дюна времени стремительно таяла, приближая момент встречи с интересующимися мной лицами.
– Залезай! – буркнул я, разблокировав пассажирскую дверь.
Машина глотала километры, как голодный удав кроликов, а мой спутник заворожено смотрел на мелькающие пейзажи.
– Никак в горы едем? – поинтересовался он.
Я не ответил.
– Не сердись… – Рувимыч сделал паузу, приоткрыл окошко и выпустил… стрекозу.
Я с удивлением покосился на старого еврея.
– Моя последняя разработка, – гордо сказал он, – я, когда уходил, кое—что для себя оставил. Вдруг когда пригодится?