Я нервно затянулся и вместо закончившейся сигареты вдохнул горький привкус подгоревшего фильтра. Оглянулся, ища пустую банку, выставленную для окурков, а когда повернулся обратно, собаки уже не было.
– Мечтаешь? – Ванька подошел так тихо, что я вздрогнул от неожиданности. – Ужинать пошли, мечтатель…
И снова меня удивил этот странный церемониал: прежде чем отвинтить пробку с бутылки, Иван закрыл на крючок дверь избы. Мы выпили по полстакана за встречу и налегли на рыбу и салат.
– Ну? – промычал я, напоминая об обещании раскрыть мне здешние тайны.
Ванька недовольно вздохнул, прожевал очередной кусок и ответил:
– Никаких испытаний здесь не было.
– А откуда тогда красные окуни?
– Понимаешь… рыбины эти очень редко попадаются. Что за дрянь такая – никто не знает. Но несколько сельчан у нас сильно… скажем так, потравилось. С тех пор мы красных окуней не едим – выбрасываем. Даже цыпам своим не даем.
– А что, на женщин они как-то по особому действуют? – удивился я.
– На каких женщин? – не понял Ванька.
– Ты ж сам сказал: «цыпам не даем»!
– Цыплятам, дурень!
– Ну, хорошо, – смущенно хмыкнул я, – с цыпами понятно. А что ты про Колдуны скажешь?
Ванька потянулся к бутылке и задумчиво посмотрел за окно:
– Давай выпьем, Миш! Сдались тебе эти Колдуны. Что знал – сказал.
– Ну давай… Только погодь, я до ветру схожу.
Ванька судорожно завернул пробку. Именно этого я и ожидал. Вышел на крыльцо, постоял пару минут, любуясь на звезды, и вернулся в избу.
– Дверь прикрой! – услышал я из-за стола.
– Ага, сейчас.
Нарочито громко щелкнул крючком о петлю, а затем взял и разлучил старинных дверных приятелей. Ванька отвинтил пробку, разлил по стаканам и… громко хлопнув входной дверью, на пороге кухни появился Архипыч. Еще более растрепанный, грязный и лохматый, чем несколько часов назад.
– Пуэдо ентрар? – поинтересовался он.– Что в переводе с испанского означает: можно ли мне войти?
– Я же сказал: дверь закрой, – с досадой поморщился Иван и, повернувшись ко мне, пояснил, – это учитель наш, бывший. Степан Архипыч. Когда-то иностранные языки в школе преподавал.
Бывший учитель подошел к столу, заграбастал хозяйский стакан, затем мой и поочередно их опустошил. Радостно выдохнул, поискал глазами, чем закусить и прихватил со стола огурец.
– Ты, эль хермано, наливай, – обратился он ко мне, – наливай, Михаил. Чего добру зря пропадать? Добро должно пропадать не зря!