Всё это я, конечно, узнал позже. Но и судимый завмаг, и милиционер—мошенник, и история с профессорским золотом укладывалась в моей голове на уже подготовленную почву, центром которой был мой первый дом. Мрачный дом номер 121 по улице Красноярской. Отчим купил его за несколько лет до того, как познакомился с моей мамой, а кто владел этим зданием раньше, так и осталось для меня тайной. На Красноярской мы прожили, кажется, года два, а затем перебрались в пригородный посёлок при аэропорте «Толмачёво». Отчим передал недвижимость своей двоюродной сестре, но та вскоре получила квартиру в знаменитом Доме грузчика на Фабричной. И Мрачный Дом нашёл свою последнюю хозяйку – ещё одну двоюродную сестру отчима по имени Л. Говорят, она была красивой и непутёвой, совершенно «безбашенной», как сказала бы современная молодёжь. Рано начала самостоятельную жизнь, нигде не училась, работала официанткой в ресторане и была крепко связана с воровской братией. Неудивительно, что Мрачный Дом быстро превратился в обычный притон, вызывая головную боль у соседей и милиции. Однажды, в конце семидесятых, отчим зашёл туда и чуть—чуть не был убит: пьяная сестра успела закричать своим собутыльникам:
– Это мой брат! Мой брат!
В грязном помещении вповалку спали несколько человек, пахло потом и сыростью, ошмётки обоев свисали со стен, в разбитое оконное стекло дул ветер, а печь топили досками, сорванным с пола. Л. закончила свою жизнь почти как Анна Каренина с поправкой на своё криминальное окружение: её сбросили на рельсы с переходного железнодорожного моста. Через некоторое время отчима вызвали в милицию: во время обыска в полуразрушенном Мрачном Доме под оставшимися досками пола была обнаружена отрубленная человеческая голова.
Ни одно из этих трёх зданий не сохранилось. Все их снесли в восьмидесятые годы, когда вместо частного сектора был отстроен Челюскинский жилой массив. Под каким-то из его зданий и покоятся останки моего первого дома…
1. Хмельное лето бакенщиков
Сорок лет назад достаточно было отъехать по Оби полсотни километров от Новосибирска, и ты попадал в глухие, почти дикие места. В одном из таких мест под названием Седова заимка жили бакенщики. Бакенщик по сути своей рабочий—сторож при бакенах, небольших плавучих сооружениях в виде красных или белых «пирамидок», обозначающих судоходную часть реки – фарватер. Со стороны работа кажется простой: зажигай вечером, туши утром, а весь день занимайся рыбалкой, охотой или собственным огородом. Но на самом деле это совсем не лёгкий и очень ответственный труд. У каждого бакена было строго своё, индивидуальное место. Это место обозначала вешка – небольшая жёрдочка, привязанная специальной мочальной верёвкой к донному камню и на несколько десятков сантиметров торчащая из воды чуть выше по течению. Случалось так, что пароход или баржа «не вписывались» в фарватер и срывали бакен. Вешка же, пройдя под днищем, снова появлялась на своём месте. Пока поставишь сорванного «бедолагу» на место у вешки – семь потов сойдёт. В более ранние времена даже специальные ночные вахты полагались на этот случай: вдруг сбитый бакен унесёт в сторону от судоходной части реки и его огонёк собьёт с курса следующее судно. В некоторых местах, опасных для фарватера наносом песка, который вода перемещает по дну, раз в несколько дней бакенщики обязаны были тщательно промерять глубину специальной намёткой. Глубокой осенью, после завершения навигации, все бакены снимались с реки и складировались на берегу, а по весне – расставлялись вновь.