Офицеры переглянулись. Глава района говорил, что после операции и наркоза память у бабы Зои поплыла и что в ее 90-летнем возрасте это трудновосстановимо. Но забыть, что Костя погиб…
А баба Зоя словно выходила через высокий порожек не в другую комнату, а в иное измерение. Появившись с полотенцем, недоуменно замерла, глядя на гостей:
– Вы кто?
Со страхом и любопытством начала оглядывать стены, словно видя их впервые. Как к чему-то спасительному, подалась к рамкам с фотографиями.
– Так это я, что ли? – ткнула она пальцем в девушку с радикюлем, стоявшую около памятника. – Я. А это папкина могилка, – погладила стекло.
Костя сто раз рассказывал, как при облаве на партизан его прадед отправил дочь вместе с ранеными через болото, а сам, отвлекая немцев, повел отряд на прорыв в другом месте. Пуля попала ему в горло, когда закричал «Ура», словно хотела остановить клич атаки. А семнадцатилетняя баба Зоя вывела из окружения раненых и получила орден Красной Звезды. Лесную могилку отца разыскала после войны и перевезла его останки на деревенское кладбище…
– А это Ваня мой, – улыбнулась солдатику с орденами на груди у развернутого знамени и тут же постучала по стеклу пальцем: – Вот чего ты умер? Я тебя просила об этом? Мы ж тебя рятовали всем селом, а ты… Эх, батька-батька. Под землей, а приползу к тебе!
Больше никого в рамке не распознала, хотя и потрогала пальчиком каждое лицо на снимках. Посмотрела мимоходом в окно, поправила занавеску на шнурочке и вдруг встрепенулась:
– Господи, так это же моя хата!
Принялась снова трогать и рассматривать занавеску с узнанным зашивочным рубчиком, божничку с иконой, диван, телефон на тумбочке.
– А где я только что была?
Взгляд умолял обмануть, не говорить правду. Тихо заплакала, присела на диван с резной спинкой и принялась стучать себя кулачком по лбу:
– Ну что ж ты у меня болеешь? Я тебя обидела чем-то? Что ж ты ничего не помнишь, делаешь из меня дурочку? – Отыскала взглядом ребят: – Привезите мне врача. Пусть даст таблеток от головы.
Кречет дернулся к выходу – в бардачке машины какие-то таблетки имелись, но сам же и остановил себя, словно на минном поле. Чтобы пройти по исчезающей памяти последней партизанки отряда «За власть Советов» – тут не хватит ни звезд на погонах, ни крестов на груди. Эх, Костя-Костя!