– Все равно, что-то здесь нечисто… – недоверчиво сказал Борзовский. – Надо будет еще раз все тщательно взвесить. Ладно?
– Конечно, Аркадий Львович. Я займусь этим. Пока все не проверю, определенного ответа не дам: ни "да", ни "нет".
– А Кольцов этот – кандидатура неплохая. Скажи Прокопенко, чтобы занялся им вплотную. Пусть выяснят про него все, что только можно, включая то, сколько раз в день он ходит в туалет. И не страдает ли запорами. Понял?
Иосебашвили с готовностью кивнул:
– Все понял, Аркадий Львович. Уже работаем!
* * *
Примерно через два месяца Иосебашвили позвонил Кольцову и предложил встретиться. Раздумывать над ответом не приходилось: людям такого уровня отказывать не принято. Да и опасно. Кольцов сказал: "Да-да, конечно. Когда Вам удобнее?" и на следующий день – точнее, вечер —
сидел в глубоком кожаном кресле перед маленьким столиком в доме приемов одной из крупных коммерческих структур, входивших в состав империи Борзовского. От волнения он тихонько ерзал и украдкой вытирал вспотевшие ладони об дорогие брюки.
Иосебашвили некоторое время ходил по комнате, задавал пустые, ничего не значащие вопросы и внимательно выслушивал ответы. Наконец он сел в кресло напротив и пристально посмотрел на Кольцова.
– Сергей Иванович, я, собственно, хотел предложить вам возглавить одно дело. Мне кажется, что вы, особенно если принять во внимание ваше образование и некоторый довольно специфический опыт, как нельзя лучше подходите на роль руководителя этого м-м-м… предприятия.
Иосебашвили помолчал, видимо, желая, чтобы смысл сказанного дошел до Кольцова.
– Работа самостоятельная, вами никто управлять не будет. Подчиненных тоже будет немного. Суть работы заключается в том, чтобы вести строгий учет и контроль за движением некоторого товара, а также регулярно переводить деньги на разные счета. Но это уже детали. Основное – это учет.
Кольцов помялся.
– Вы позволите, я закурю? – он огляделся: пепельницы нигде не было.
– Да, конечно, не смущайтесь. Сейчас договорим, я уйду, а вам принесут пепельницу и тогда курите. А пока – извините, но я бы просил вас воздержаться. Видите ли, у меня, к сожалению, астма. Не переношу табачного дыма. Мне сразу становится плохо. Еще раз извините, – несколько заискивающе говорил Иосебашвили, но выражение лица у него было холодное: скорее даже надменное.