Раздался вдовий вопль, и поток вырвался на волю. Родственники зарыдали. Мама и Камилла тоже. Жеральдина до крови закусила палец, чтобы шлюзы наконец открылись. Все напрасно. Как назло, еще пальто сдавило грудь – не вздохнуть.
Кто-то сделал было шаг из толпы, чтобы выступить в роли проводника, но нет, не нужно, родственники должны сами найти своих, и Жеральдина первая двинулась вперед. К гробам были прикреплены медные таблички. Ни одного незнакомого имени. Она не сразу нашла то, которое искала.
Папа лежал там, в гробу, под трехцветным флагом. Нужно смириться с этой мыслью прямо сейчас, немедленно. Смириться, иначе будет поздно. И придется провести всю жизнь в параллельном мире. Как зомби, между двумя мирами.
Синий – боль. Белый – смерть. Красный – кровь. Вроде детской считалочки, а звучит паршиво. Вот он, папа, и надо с ним поговорить, понятно, он ее не услышит, с самого начала понятно, как понятно и то, что поговорить с ним – единственный способ удержаться здесь и не уплыть в тот мир, откуда нет возврата.
Ты воспитал в нас уважение к вере других людей и убежденность в том, что смерть – это последние врата. “Убежденность” – да, ты произносил именно это слово. Где ты теперь? Эй, ответь мне. Не могу поверить, что все кончено. Ты меня слышишь?
Военный музыкант заиграл на трубе. А Жеральдина – вот незадача! – едва удержалась от смеха. Тем временем толпа превратилась в единое существо, издававшее едва слышное бормотание. Причиной тому был мужчина с худым благородным лицом. Поль Борель. Президент Республики.
Я его видела только по телевизору. Ты ведь тоже, папа?
Низенький очкарик в большом зеленом шарфе, с мокрой от дождя физиономией, постучал ладонью по микрофону. Его шарф был размером с плед: вот хитрюга, знает, как не замерзнуть без пальто. Он подал главе государства какой-то документ и отступил, скрывшись в его тени. Борель набрал в грудь воздуха, словно собрался бежать стометровку, и начал говорить. Его голос перекрывал барабанную дробь дождя. Борель напоминал Юпитера. Жеральдина представила себе, как он потрясает двумя молниями, зажатыми в правой руке. Белыми мерцающими молниями.
Борель, отец нации.
А ты был… нет, ты по-прежнему мой отец и отец Камиллы. И муж Сандры. Как хочется в последний раз услышать твой голос! Эй, ты меня слышишь?