Раздался громкий смех с содроганием двух начальствующих тел. Лобову было не до смеха, но он попытался сначала улыбнуться, а затем даже начал похихикивать. Выдавленная через силу улыбка свидетельствовала о больших усилиях над собой. А ведь нечто подобное уже было, и не раз, только с другими людьми, которые так же реагировали на известие Лобова – человека, не способного к громким речам, не оратора и даже не рассказчика.
– Так, ладно, хватит! – вдруг оборвал всех генерал и спокойно посмотрел на Лобова. – Как тема диссертации звучит, а?
– Пока точно не ясно, товарищ генерал. Пока собираю материал, чтобы…
– Что? Ты чего несёшь, подполковник? Как можно собирать материал, не зная темы? Ты что за околесицу несёшь, а? – и генерал опять взорвался от хохота. – Ладно, пошли, – генерал развернулся в сторону своего подъезда и, продолжая громко смеяться, пошел со своим замом по плацу, на котором как неприкаянный остался стоять по стойке «смирно» подполковник Лобов.
А тем временем Макеев продолжал стажироваться. Он по-прежнему плавал, играл в большой теннис, волейбол. Одним словом – служил. А Лобов начал приставать к начальникам кафедр и к профессуре с идиотскими вопросами, с просьбой подсказать тему для его будущей диссертации. Многие пытались отмахнуться, словно это была назойливая навозная муха. Кто-то откровенно стебался, но были и такие, которые просто не понимали мотивации вопросов, т. к. наблюдали за Лобовым не один день и его личностные качества, мягко говоря, контрастировали с критериями учёного мужа.
Гиви Автондилович доедал свой суп и слушал очередные бредни подполковника Лобова относительно будущей диссертации на тему, которую он никак не мог сформулировать. Народу в столовой было немного, но и свободные посадочные места быстро занимались преподавателями, у которых было не так много времени, отведенного на обед. Кормили неплохо, сытно и недорого. Выбора блюд практически никакого, но порции были большие и ежедневных повторов в меню не наблюдалось. С продуктами в городе, как впрочем, и в стране было не очень, если не сказать больше – очень не очень. Брежневские времена всем запомнились пустыми прилавками, сплошной говорильней и коммунистическими лозунгами. Но жить было весело, интересно.
– Ладно, Коля, подскажу я тебе одну тему по юриспруденции, которую ещё никто не брал, – профессору Харцекашвили так осточертел пустопорожний трёп Лобова, что он готов был в него чем-нибудь запустить, лишь бы тот заткнулся. Но Гиви Автондилович сдержался и, более того, решил посмеяться над Лобовым.