Я вздохнула и посмотрела в окно.
Рауль пристально глядел на Сиятельный корпус. Был он уже один.
Наверное, Альварес с Ракель отправились дальше шпионить за Диего.
Смысла в этой деятельности я не видела, но Ракель она очень
вдохновляла.
— Я вам уже предлагала привести
наследного теофренийского принца, чтобы вы договаривались с
ним.
Правда, наследным он пока не был, но
в случае, если ему удастся договориться с горгульями, непременно
станет. Только как я донесу это предложение, если не могу с ним
связаться? Вон как подозрительно на меня смотрят обе горгульи, не
торопясь соглашаться и выпускать.
— Сама я могу гарантировать что-то
только той особи, которая согласится стать моим фамильяром.
— То есть никому, — буркнул Бернар. —
Ваш нынешний фамильяр прошёл через такой ритуал, что никто из наших
ему не соперник.
— А если я предложу пройти новому
фамильяру через такой же ритуал? — заинтересовалась я.
Я сама не понимала, почему так
упираюсь с фамильяром, я прекрасно обходилась без него раньше и
прекрасно обойдусь дальше. Но что-то прямо-таки свербело внутри,
подталкивая разобраться. Если фамильяр не уважает последнего
представителя дома Эрилейских, то что-то не то либо с этим
представителем, либо с фамильяром. Но если фамильяр не считает меня
герцогиней, то на моей жизни отразиться это никак не должно, потому
что герцогиней я себя не считала сама. Я была пришлой. И если мир
уже не казался мне чужим, то Сиятельность выглядела как
паразитический нарост, тянущий силу сразу из двух миров.
Похоже, и с фамильяром было что-то
нечисто, потому что Бернар и Альба переглянулись, после чего Бернар
осторожно спросил:
— А вы уверены в своих словах, донья?
Вы знаете, что за ритуал надо проводить?
— Я — нет, — согласилась я. — Но вы
же непременно знаете, правда? И сможете меня проконсультировать при
необходимости?
— Кратко проконсультировать мы можем
хоть сейчас. При ритуале забирается жизнь одного разумного и
способность Сиятельности у Сиятельного, — проскрежетал горгул.
— То есть надо принести кого-то в
жертву? — напряглась я.
— Именно. И у того, кого принесут в
жертву, душа никогда не уйдёт на перерождение, она будет впитана
фамильяром. Это страшная смерть, донья.
— Пожалуй, я недостаточно Сиятельная,
чтобы на такое пойти, — пробормотала я. — Но зачем такую жуть
делать?