Странное это ощущение, когда кто-то что-то делает для тебя,
например, греет воду, будто высокородной
маис[3]. Приятное, но непонятное.
Стук в дверь раздался, когда я уже оделась и собиралась
спускаться ужинать.
— Я тебе поесть принес.
— Не стоило, — пропуская мага в комнату, ответила ему. — Сама в
состоянии.
— Слушай, — парень вздохнул, словно говорить со мной ему не
нравилось, вернее, ему не нравилась я, но он сделал над собой
усилие. — Лучше тебе не выходить. Девица, что помогает Петришу, и
так не в себе, истерику устроила. Ужин пришлось самому нести. —
Рион поставил поднос на сундук и, прежде чем выйти, торопливо
попросил: — Айка, не обижайся, ладно?
Надо же, а ведь он почти извинился. А я почти поверила. И не
обиделась. Опять же, почти.
Дверь за магом захлопнулась, оградив меня от внешнего мира, на
который хотелось посмотреть. Неужели так и будет все
путешествие?
Ковыряясь в тарелке, я уговаривала себя не злиться. В том, что
парень не хочет проблем, он прав. Я тоже не хочу, но меня, как
обычно, не спрашивают.
Я знала, как выгляжу. Давно к этому привыкла. Все, как у всех:
голова, два уха, два глаза, рот, нос точно по центру. Ни рогов, ни
клыков, ни прочей пакости. Вот только черты лица поражали своей
чуждостью и уродливостью: слишком широко расставленные глаза, резко
очерченные скулы, нос с горбинкой, рот, за который Ксанка дразнила
меня лягушкой.
Хмурая девица с белой, в серебро, косой, бледная кожа, к которой
никогда не прилипал загар, светло-серые водянистые глаза. И острые,
словно напильником заточенные, клыки. Нет, они не выступали, как на
старых гобеленах Симы, изображавших вампиров, иначе меня сразу
утопили бы. Мои зубы отличались от человеческих всего чуть-чуть, но
это было очень весомое «чуть-чуть». Они были белые, хотя я ни разу
не прикладывала к ним содовый раствор, как Ксана. В Солодках
девчонки к двадцати годам имели пару детей и пару щелей в желтых
зубах. Мои оставались такими же белыми, правда, на количестве детей
это никак не сказалось. Клыки — чуть более острые, чем принято.
Будь они нормального цвета, на это не обратили бы внимания. Но
нормального цвета не было. Я вся была «не того цвета» среди
смуглых, черноглазых, крепко сбитых селян. Одну странность мне
простили бы, но все вместе взятое — не могли.