Из мыслей, которые начали кружиться в
хмельном хороводе, вывел хлопок двери. Порог переступила Настя, в
домашних тапках протопала вперед и остановилась посреди комнаты, в
руках у нее была тарелка с какой-то нарезкой.
— Темно, не видно ничего, — сказала
она, и я одной рукой взял тарелку и поставил на стол, другой —
обнял Настю за талию и провел к кровати.
И только теперь стало видно, что она
принесла.
— Грибы маринованные! Соленья! —
Недолго думая, я отправил в рот половинку огурца. — М-м-м,
хрустящие. То что надо!
Еще на тарелке было два порезанных
плавленых сырка, булочка с чесноком и пучок петрушки. Я сожрал
половину всего, прежде чем понял, что неприлично себя веду.
Молодой, мать его, растущий организм требовал еды!
Мой взрослый разум усмехнулся и
посоветовал обратить внимание на то, какая Настя хорошая девочка:
красивая, умная, заботливая. А я, троглодит, на еду набросился,
вместо того чтобы…
— Спасибо! Извини, так вкусно, что
увлекся.
Настя разулыбалась, устроилась на
кровати удобно.
— Бабушка делала. Давай по последней,
а то так голова кружится!
— На брудершафт? — напомнил я, думая,
что девушка застесняется, пойдет в отказ, но нет.
Пока я наливал, она смотрела с
любопытством и страхом, и в ней боролись два желания: сбежать от
меня и продолжить.
Я поставил пустую бутылку на пол,
наши руки сплелись. Выпили мы одновременно и одновременно съели по
кусочку сыра, а потом замерли в опасной близости друг от друга.
Глаза Насти засияли, губы
приоткрылись, она чуть подалась вперед, и наши губы встретились.
Целовалась она неумело, но искренне. Пахла карамельками и
юностью.
Я переместился на кровать, обнял
Настю, моя рука легла ей на живот и поползла вверх. Всхлипнув,
девушка задрожала и вцепилась в мои волосы — то ли притянуть
хотела, то ли оттолкнуть. От жара ее тела голова пошла кругом, в
ушах зазвенело.
— Саша, не надо… — прошептала Настя
не очень убедительно.
Я утонул в ее запахе, почувствовал ее
губы, поцелуи, пальцы, гладящие лоб, веки, щеки. Острые ноготки,
царапающие спину под футболкой. Мир поднимался и опускался, как на
качелях, стал обрывочным и гулким. Я уткнулся Насте в грудь, мне
было хорошо как никогда, я провалился в блаженство и падал, падал,
падал…
От Насти пахло так уютно, что
хотелось зарыться в нее, обнять ногами и руками и так и уснуть. Я
почувствовал, как все плывет, приподнял голову, чтобы
пробормотать: