Измученный манипуляциями и вопросами настырного доктора, он откинулся на подушку и снова задремал. Тем временем Саня вышел на лестницу, где его дожидалась сестра.
– Жив. Надеюсь, что и здоров. Снотворного перебрал, – сказал он и прислонился к стене, охваченный тяжёлой усталостью.
Софья охнула и ветром промчалась в комнату, бросила пироги на стол и в секунду очутилась на коленях у постели.
– Женька, ну как ты? – затормошила она его, чувствуя, что голосом завладевают слёзы. – Ты поправляйся, и всё будет хорошо! Мы всё уладим! Саня, может, ему чего-нибудь принять? – в тревоге обернулась она на вошедшего следом брата. – Ну там энтеросгель, уголь? Или, может, пусть поест? Жень, ты поешь? Хочешь? Есть брусничный пирог! Я прямо никак не могла выбрать – брусничный или черничный?
Курт лежал не шевелясь, не открывая глаз.
– Слушайте, вы как хотите, а я буду! – решила Софья и подошла к столу. – Я зверски хочу есть, сейчас умру! – Сняла бечёвку, крышку и, подчиняясь истерическому приступу голода, оторвала угол от большого брусничного пирога. Промычала: – Вкусно! Не хотите? А зря! – Распаковала вторую коробку и взялась послащёнными брусничной начинкой пальцами за курник. Его оказалось совсем не удобно ломать – он был испечён каравайчиком. Пришлось снять узорчатую верхнюю корочку, так что получился вулкан с обширным жерлом.
Прошла пара минут, прежде чем Софья утолила нервный голод и, прервав пиршество, снова очутилась возле Курта.
– Женька, ты, может, подумал, я ругаю тебя? – заговорила она взволнованно. – Нет! Совсем не ругаю, совершенно! Я, наоборот, жалею тебя, слышишь? Вот как себя жалею – так и тебя, даже больше! – И вдруг, словно утратив разум, принялась часто, крепко гладить его по лбу и по спутанным волосам – словно хотела умаслить их оставшимся на пальцах вареньем.
Курт собрал силы и отстранил руку Софьи.
– Я не понимаю… Как вы можете без разрешения врываться? Это полный бред – то, что вы здесь, – скованно и медленно, всё ещё хрипя, проговорил он. – Лампу погасите. Режет…
Саня погасил лампу – остался верхний свет, люстра, включённая на два плафона, – и, бросив взгляд на Курта, ещё раз перебрал в уме результаты краткого осмотра. Никаких критических повреждений, скорее всего, нет, хотя контролировать сердечную деятельность надо. Затем поглядел на сестру, приникшую щекой к руке смертного грешника, и, что-то грустное поняв о ней, чего не понимал раньше, вывел её из комнаты.