– Ай да Лайни! – я усмехнулся. – Уговоры, подкуп и шантаж – полный набор дамских штучек.
– Да нет, обычно она этим не пользуется. Ты тоже не говори отцу, пожалуйста. Хватит с него волнений.
Огюст задумался.
– Артур, Лайни действительно могла увидеть во сне твой приезд? Она даже день назвала точно, представляешь? Она часто говорила о тебе с такой уверенностью – что ты делаешь, где находишься. Мне даже казалось – она почти не скучала, будто виделась с тобой каждый день.
– Это правда, Огюст. Для ланцев это не такая уж редкая способность – мысленная, чувственная связь с другими, особенно близкими людьми.
– Но она же твоя дочь? Значит, она не совсем ланка.
– Это не так и важно. Меня больше удивляет, отчего другие не имеют такой способности. Знаешь, что я понял? Она есть у многих, а ее сила зависит лишь от того, насколько люди настроены друг на друга.
– И ты мог видеть нас – меня, отца?
– Скорее чувствовать… Но у нас с герцогом так было и раньше – по крайней мере, мы знали, если кому-то из нас плохо или грозит опасность. А теперь… то есть когда меня с вами не было… Огюст, прости за то, что я тебе сейчас скажу. Ты прав: я почти десять лет жил и работал только на себя. Представляешь, что было бы, почувствуй я, как вы нуждаетесь во мне – сейчас, немедленно? Меня никто не держал в монастыре насильно – я мог уйти в любой момент. Но обратно меня бы не пустили. Чтобы научиться искусству ланского врачевания (любому из их искусств!), требуется полное отречение от остального мира. Поверь, они не зря живут так высоко и уединенно много веков.
Я взглянул на Августа – Франциска. Он слушал, как завороженный.
– Вот я и постарался «забыть» на время все связанные с вами чувства и воспоминания. Иначе просто не было смысла уезжать.
Правда, мне далеко не всегда это удавалось. Только это и может служить мне оправданием – и то искусство, которым я теперь владею.
За два года я не разучился лазать по скалам. Кое-где и Огюсту дам фору. Он с удивлением это заметил, когда мы, немного запыхавшись, поднялись к Пещере Выхода.
– Ланские горы гораздо выше, Огюст, и дышать там тяжелее. Мне пришлось привыкать дважды: на высоте, и когда спустился вниз.
Пятачка мы на этот раз не встретили – он куда-то ушел, оставив своего драгоценного монстра без присмотра. Я похлопал ладонью по железному боку. Кое-где наверху, в стыках железной обшивки, появилась ржавчина – видимо, туда Пятачку было тяжело залезать и чистить. В остальном монстр остался таким же, и даже новых надписей почти не прибавилось – интерес к нему со временем явно поугас.