Опять куча мала из духов, модерн-данс. Почему ангел проиграл битву и поначалу ушел – непонятно.
Что странно, а может, и нет. Когда молодые ребята ставят спектакли по классике или произведению с крупной идеей, они проваливаются. «И все ей в нем предлог мученью» – а мученья нет, как нет и боли, и своего отношения. Есть некое декорирование того или иного литературного продукта. Как розочки из крахмальных салфеток. Или белых перчаток. А боль должна быть. Свой интерес, свое переживание. Почему в спектакле С. обращаешь внимание на кражи? Потому что они неорганичны. Это всего лишь сложение, а не сращивание чужеродных приемов. Все вместе они не образуют атмосферы, не складываются в стиль. Сцены сыплются. Поэтому и стиль звучания стихов неоднороден, каждый по-своему, а вместе не складывается.
* * *
2 ноября
Телепередача «ДжазоФрения» И. Бутмана (выходила еженедельно на канале «Культура»). Разговор с А. Градским. Хорошая реплика в сторону: «Когда телевизионщики говорят: «Люди это любят (в основном речь идет о сериалах и музыке. – Н. К.), и поэтому мы это показываем», они лукавят. Все-таки сначала они это показывают, а потом люди это любят».
7 ноября
«Персы» (по трагедии Эсхилла), реж. Т. Терзопулос, Центр им. Вс. Мейерхольда.
Все-таки реконструкция и стилизация без «мостов» в настоящее – в отличие от А. Левинского (имеется в виду его постановка там же «Эдипа» по Софоклу и С. Беккету).
Пока зрители рассаживаются: на площадке мелом нарисован толстый круг, стоят кубы, на каждом – женская белая туфля, зацепленная каблуком, в виде лучей круга – мужские пары ботинок. Геометрия и симметрия, греческая трагедия – символ порядка и структуры. В углу – женская фигура, похожая на манекен. Затем она начинает движение к кругу, подняв вверх палец. Движения замедленные, похожа на растр на корабле, женскую фигуру на носу. Дыхание шумное, может, усиленное микрофонами. Говорит, с силой выдыхая воздух. Это смотрится смешно. Из медленно раскрывающихся дверей появляется ряд механически двигающихся мужчин с голым торсом. Почти зомби или роботы. Эффектно.
У Терзопулоса все экспозиции эффектны, дальше – никакого развития и приращения смысла. У каждого в руках – фотографии мужчины, с широко открытым ртом, лицо, искаженное в крике. В середине монолога, вместо акцента, они отбрасывают листы в стороны.