Пшеничный отворачивался, прятал взгляд, ёжился, пытаясь укрыться где-то в закоулках одежды, но, похоже, всё зря: китаец даже не смотрел в его сторону, разговоры вёл только с матерью, показывал ей пуховик – яркий, из кусков разного цвета, мимо не пройдёшь. Мать высказывала сомнения: здесь не коротко ли, тут не висит ли – обо всём дотошно расспрашивала китайца, обнаружившего вполне сносные навыки русского диалога. В конце концов мать вынесла приговор: «Пуховик не модный», – и повела двух своих мужчин дальше по Ямским коридорам. Однако главное достоинство китайского пуховика, – его низкая стоимость, – заставило вернуться обратно. Немногие тогда могли позволить себе что-то большее. Вопреки расхожим суждениям о китайском качестве, Пшеничный проносил пуховик три года, пока молодой организм резко не пошёл в рост.
Новость разнесло быстро, и тем же вечером к рынку отправились уже всей компанией. Конечно, торгующие разошлись, и Яма была закрыта, но сквозь решётку отлично просматривались её ряды, между которых можно было заметить китайца, сидевшего на крыльце сторожевого вагончика. Тогда стала понятной причина, переселившая его с периферии в самую гущу Ямских событий. До китайца вагончик занимал полоумный дед, патлатой головой, бородой на грудь и общим своим настроением сильно походивший на Солженицына. Откровеннее всего сходство это проявлялось, когда дед, будучи в подпитии, начинал обличительные речи в духе своего прототипа. Его почти ежевечерний выход к Ямской решётке забавлял случайных прохожих, особенно подростков, некоторые из которых, спасаясь от ежевечерней экзистенциальной скуки, намеренно приходили сюда, чтобы посмотреть дедовское выступление. Однако у деда скоро появилась привычка шататься по Яме и днём, что отпугивало покупателей и сильно раздражало хозяев рынка.
Получив постоянную прописку, китаец почти всё время находился теперь на отведённом ему клочке. С людьми общался только по торговой необходимости. Иногда его видели прохаживающимся между торговых рядов, снаружи Ямы китаец не показывался. К самой зиме он завёл себе щенка, тесно разделившего с ним неуютный быт гастарбайтера; к следующей осени животное выросло в крупную суку, экстерьером похожую на немецкую овчарку, но заметно с примесью. Кличку собаки никто не знал, компания называла её – Псина-2. Разрешением круглосуточно занимать вагончик и здесь же вести торговлю китаец пользовался в обмен на бесплатную сторожевую и дворницкую работу; торговый налог он платил, однако, на общих условиях. Об этом сам Лао Ли рассказал Пшеничному много лет спустя, когда навещал в больнице – наверно, считал своим долгом развлекать историями, а может, просто нравилось, когда его слушают.