– Спасайте Офелию! Теперь я верю, что вы были правы, – лишь успела прокричать Диспера. Гарольд бросился ей на помощь и оттеснил чудовищ назад. Только сейчас он смог разглядеть их поближе. Передвигались они на двух мощных, шириной почти в две человеческие ноги, лапах. Их продолговатые туловища по форме чем-то напоминали тела ящеров: маленькие передние конечности были почти втрое короче задних, длинные толстые хвосты служили им хорошим оружием нападения, а в пасти скрывался ядовитый язык. Были здесь и летающие чудовища, парящие за окном на огромных, отливающих желтым цветом, крыльях.
Гарольд схватил стоявшую у кроватки деревянную палку. Едва он произнес заклинание, как она засветилась в его руках ярким голубым блеском и превратилась в магический посох.
– Диспера! Назад! Помоги Ириде спасти девочку! Моя жизнь ничто по сравнению с ее. – Он оттеснил фею, и та, схватив девочку, выпорхнула в окно, где ее ждала Ирида. Гарольд всеми силами старался сдерживать чудовищ, ловко управляясь с волшебным посохом. Он то перепрыгивал через них, поражая сзади, то разрубал их на части сильнейшими ударами. Но стоило ему покончить с четырьмя, как он заметил, что по коридору к нему направлялись десятки других. Поняв, что продолжать сражение не было никакого смысла и, вспомнив о том, что Диспере и Ириде тоже понадобится помощь, он забаррикадировал дверь и выпорхнул прочь.
На главной площади, где он вскоре оказался вместе с феями, их ждало не менее страшное испытание. Монстры устроили им западню. Они теснили их сверху, обступали со всех сторон, и в какой-то момент Гарольду даже показалось, что из этой ловушки нет выхода. Полыхающая огненная стена преграждала путь, и сколько бы раз они не пытались вспорхнуть, огонь поднимался еще выше, подпаливая крылья. Тогда Ирида, Диспера и Гарольд начали применять заклинания против приближавшихся чудовищ, и те то воспламенялись от внезапно вспыхивающих перед ними белыми облаками магии, то испарялись в воздухе под действием волшебных чар.
Однако в какой-то момент все монстры неожиданно остановились и, закрыв свои пасти, начали склонять головы. К оцеплению, в которое были заключены добрые волшебники, подходил сам Калебор. Его темно-коричневая мантия волочилась на несколько метров за ним, а на лице играла злорадная ухмылка, обнажавшая черные, словно испачканные в саже, зубы.