– Каплю воды… Горю от жажды! – слышались с разных сторон стоны.
– Кусочек хлеба… умираю от голода! – глухо раздавалось с другого конца.
Эти несчастные уже почти целую неделю не ели и не пили. Осада совершилась так быстро и неожиданно, что крепость не успела сделать большого запаса. Теперь осажденным приходилось бороться против трех беспощадных врагов: внутренних – голода и жажды, внешнего – огня неприятеля.
С восьмого июня солдаты лишились горячей пищи. Лошади коменданта и артиллерии были зарезаны и съедены. Имевшиеся припасы с каждым днем истощались – солдатам начали отпускать по осьмушке сухарей и ложке воды в сутки. А июньская жара становилась все невыносимей.
Положение больных в госпиталях было также ужасным. В крепости не было воды. Родник, находившийся за крепостью, отведен был турками. Каждую ночь пытались опускаться с крепостных стен за водой, но из двадцати-тридцати человек нередко ни один не возвращался.
– Хлеба… воды… – повторялись голоса, прерываемые предсмертными вздохами.
Но вот – раз… два… загремели орудия, и гул их заглушил вопли несчастных.
Это была одна из тех минут, когда человек теряет чувство жалости к товарищу, потому что не в силах помочь ему. Никто не обращал внимания на голодающих, никто не заботился о жаждущих. Охваченный общим волнением, каждый ждал той решающей минуты, когда неприятель ворвется в крепость, как поток. И каждый готов был встретить его с оружием в руках и умереть с честью.
Часовые, поставленные за амбразурами цитадели, чтобы следить за движением неприятеля, не осмеливались высовываться, так как со всех холмов, занятых неприятелем, шла жестокая пальба, и пули пролетали со свистом, обдавая лица часовых неприятным теплым воздухом.
Видневшийся город представлял ужасную картину. Он был весь ярко освещен, как в торжественный день – в нем совершался кровавый праздник озверевших мусульман. Только ад пламенем огня и всеми своими ужасами мог соперничать с происходившими в городе жестокостями.
Горели жилища армян. Из окон и дверей домов вырывались огненные потоки, которые, сливаясь с темной массой дыма, стремились вверх, рассыпая кругом фонтаны искр. Пожар распространялся. Весь армянский квартал был объят пламенем. Из-под крыш домов высовывались огненные языки. Обгорелые брусья рушились, и крыши огненными покрывалами падали на несчастных обитателей, которые, будучи окружены пламенем со всех сторон, не имели возможности спастись. Отчаянные крики о спасении сливались с гулом пламени, которое, как рассвирепевший дракон, рвалось вверх, ярко освещая окрестности.