Гриша обнял и расцеловал почтенного Папашу, нашептывая ему фривольные похвалы дамам. Старик, подкручивая пышные усы и поправляя галстук, уставился, как блудливый кот, на примадонну, и, меряя ее взглядом с ног до головы, мысленно раздевал красотку.
Полчаса спустя Кязим-бек пригласил гостей в столовую, где их ожидал стол, ломившийся от обилия яств и вин. Микаэл занял место по правую руку примадонны. Больше месяца он не бывал в женском обществе и стосковался по нем. Гриша очутился слева от красавицы. Кязим-бек и грузинский князь сели напротив. Смбат занял место между хозяином дома и Папашей.
Распорядителем пира был избран Гриша. Первое время все старались держаться солидно в присутствий примадонны, тем более что впечатление от ссоры еще не рассеялось. Тамада предложил тост за «яркую звезду» искусства – тост, принятый стоя и с большим воодушевлением. Сазандары исполнили туш.
– Silence! – воскликнул молодой юрист с утомленным лицом, исполнявший обязанности мирового судьи.
Воцарилось молчание. Юрист произнес речь, посвященную красоте и искусству. Начал он с древних греков и римлян, дошел до наших дней и, исчерпав весь запас своих знаний, закончил:
– Ergo мы, как горячие поклонники искусства, преклоняемся перед его царицей.
Кязим-бек воскликнул:
– Афарим!
Грузинский князь поддержал:
– Ваша!
Гриша предложил прибывшему с ним актеру спеть романс.
Поднялся бритый, основательно потрепанный мужчина – второй тенор оперы – и стал извиняться и отказываться. Ему хотелось, чтобы весь стол упрашивал его. Желание сбылось.
– Джиоконда! – обратился он к «царице искусства». – Романс для тебя – вещь слишком шаблонная. Разреши мне спеть и представить «Сумасшедшего».
– Браво, браво, чудесно, дядюшка! – отозвалась примадонна. – Господа, прошу внимания. «Сумасшедший» – номер исключительный. Честь имею представить: будущий Барнай или, если хотите, Сальвини. Он решил посвятить себя драме. О господи боже, нервы мои не выносят этих диких звуков! – прибавила Джиоконда, сделав недовольный жест в сторону восточных музыкантов.
– Помолчите, ребята! – приказал Кязим-бек, и сазандары прекратили игру.
«Будущий Барнай или Сальвини» торжественно оглянулся, вытерся, поправил галстук, чтобы обратить на себя всеобщее внимание, и принялся изображать «Сумасшедшего». Губы его кривились, лицо морщилось, зрачки бегали, и будущий «Барнай» напоминал циркового клоуна. Его охрипший от пьянства голос то возвышался, то застревал в горле, временами издавая звуки, похожие на скрип немазаного колеса.