– Оно, конечно, не «Дом Периньон», хотя…
Представитель племени яки порылся у себя в рюкзачке, и, к вящему удивлению Снопова, вытащил запотевшую бутылку шампанского «Дом Периньон» 1995 года.
– А, чего там! Гулять, так гулять! Верно, Костя? – он озорно подмигнул Константину.
– Ноль-ноль семь, ноль-ноль семь, станешь ты, распив ноль семь! – промурлыкал себе под нос Хулиан, извлекая следом за бутылкой на свет божий три разноцветных конусовидных фужера из богемского стекла.
– Не рюкзак, а просто скатерть-самобранка какая-то! – усмехнулся Снопов.
– Да-а, у нас в России без этого никуда! – вальяжно протянул гражданин в пенсне. – Любое дело надобно обмыть. Хоть святой водою, но, непременно, на троих! Иначе, сглазят.
– Ну, сам посуди, как же без этого?! Он ведь скоро полетит, наш Гагарин!!!
Подмигнув Алексееву, индеец зажал себе рот ладонью и затрясся от приступа беззвучного смеха. Перестав смеяться, он встряхнул бутылку и освободил пробку от пут. Та, с оглушительным хлопком, исчезла в небесной синеве.
– Куда полетит, то есть полечу? – забеспокоился Константин.
– Знамо куда, Юрий Алексеевич, – ответил Хулиан, хрюкнув от смеха, – в космос, конечно, куда же ещё?!
– Ну, кому, какой цвет больше по душе? – спросил индеец, держа в руках три полных фужера. – Лично я, как вождь краснокожих, забираю себе красный.
– Я, пожалуй, выберу золотисто-соломенный, – проговорил Алексеев. – А вам, Костя, мы оставляем основной тон проявленного мира – зелёный. Насколько я помню, именно он соответствует середине спектра оптического диапазона. Забирайте свою ноту «Фа», мон шер!
После того как изумрудный фужер перекочевал из рук индейца к Константину, Станиславский, не мигая, надолго устремил свой взор прямо в глаза Снопова.
– Перестаньте, пожалуйста, фантазировать! Нет-нет, мы не плод вашего больного воображения, и уж поверьте, – совсем не те, за кого вы нас принимаете: парочка профессиональных экстрасенсов-гипнотизёров, обирающая доверчивых граждан.
– А кто же?
– Что ж, раз вы не в состоянии принять нас из-за барьера своего разума за тех, кто мы есть – дона Хулиана и Константина Сергеевича Станиславского – тогда мы – нечто нейкое, – уклончиво улыбнулся Алексеев.
– Ну, за Мельпомену и мистерии Диониса, други! – произнёс Хулиан, призывно поднимая вверх свой бокал.