Полвека в океане. История рыбных промыслов Дальнего Востока в рассказах, очерках, репортажах - страница 19

Шрифт
Интервал


– Возможно.

– Исключено! Я знаю каждого из них лично. В общем, это весьма порядочные и даже симпатичные люди… вроде нас с вами. Но они откажутся от-ка-зы-ваться от промысла, причём каждый по своим мотивам. И тогда вам начнёт казаться, что один из них просто трус, второй законченный карьерист, третий недалёкий человек и так далее.

– И вы считаете, я буду неправ?

– Разумеется! – Быстро ответил Новиков. – Ведь не стали бы вы требовать у солдат одного взвода прекратить войну?!

Он не согласился тогда с этой аналогией, но предложил начальнику флотилии хотя бы вдвоем «бить в колокола» – писать, доказывать, добиваться. Новиков честно отказался: он не верил в успех «пустозвонства и донкихотства», тем более что молчала наука – ТИНРО и ТУРНИФ[1].

На «Ломоносове», оказалось, притаился, по выражению Новикова, один из представителей науки – ихтиолог из ТИНРО. Они познакомились. Ихтиолог, стесняясь и слегка краснея (он и похож был на девицу молодым своим пухлым лицом и бледными тонкопалыми руками), поведал о скромной научной задаче, которая увела его в море. «Нерестовые миграции красного окуня» – так называлась тема его будущей диссертации. Кирилл Александрович удивился, а причём, мол, здесь красный окунь. И, заметив, что Новиков давится от смеха за спиной представителя науки, не выдержал и сам улыбнулся. Да, согласился ихтиолог, окуня здесь нет, но плавбаза собиралась идти на Курилы, так что не его вина…

Интересно, подумал Кирилл Александрович, где он сейчас, тот парень? Может быть, уже кандидат, а то и доктор наук. Может, повезло ему, совершил открытие, может, спас окуня от злой судьбы. Дай Бог ему, конечно. Но тогда, на «Ломоносове», получился у них попросту салонный разговор. Как говорится, в пользу бедных. Ихтиолог плакался, что вот заели, дескать, их институт организационные и финансовые проблемы. А Одинцов, который мог перечислять «едучие» проблемы рыбвода точь-в-точь по такому же списку плюс ещё столько же и того же калибра, лишь молча кивал и думал о другом…

Ночь накрывала залив. Волна заметно посвежела и стала заходить от оста, в левый борт. За мысом, в открытом море, здорово, значит, выдаёт, отметил он. А мысли были – что и тогда, на «Михайле Ломоносове», – о бедной маленькой красавице, об олюторской сельди. Такая, видно, судьба у всех красивых да нежных – нарасхват. Вот так вот. Но почему же в любви им не везёт? Ведь без любви-то нарасхват…